ПОСЛЕДНИЙ СТУДБАТОВЕЦ
ОТРЫВКИ из книги Олесь Гончар «ЧЕЛОВЕК И ОРУЖИЕ» — вместо предисловмя.
…Около Госпрома уже с утра людно. Здесь Дзержинский райком партии. В кабинетах райкома непрерывно заседают комиссии, вместе с представителями военкоматов рассматривают заявления добровольцев.
Сегодня райком проходят студенты…
Тот, кто готовится зайти, держит наготове комсомольский билет и в нем – свою отсрочку, свою студенческую броню. Казенная справка, обыкновенная бумажка, а какой силы набрала сегодня, как много значит в судьбе каждого из них, кто пришел сюда! Оставишь эту бумажку при себе – и останешься вне огня, продолжишь учиться, а положишь ее тут на стол в райкоме – и уже ты не студент, а строевик, пехотинец или сапер, и уже дорога тебе туда, где черным ураганом бушует война, где положение хуже Хасана и Халхин-Гола, где такие, как ты, сейчас подрывают себя на последних гранатах в приграничных бетонных бункерах…
… Харьков, жаркий день, и мы, еще чубатые, в гражданском, походным строем шагаем навстречу своей неизвестной доле. Еще вроде слышно, как над этой бесконечной колонной студентов-добровольцев, которые под взглядами провожающих чеканят по харьковской мостовой, вдруг – на одном дыхании, одним залпом! — срывается песня, широкая, прощальная… Никогда не забудешь то пение, порывистое, дружное, какое-то аж дерзкое, которое студбатовцы напоследок дарили своим матерям, невестам, своему родному университету…
Вокруг вся жизнь была наэлектризована тревогою, все привычное ломалось, однако, кажется, что никогда, как тогда, так полно не проявляла себя в юных сердцах готовность к самопожертвованию, высота человеческого духа.
По книги АРКАДИЙ ИСААКОВИЧ ЭПШТЕЙН. СЛЕД НА ЗЕМЛЕ / Харьков. нац. ун-т им. В.Н.Каразина, Нац. аэрокосм. ун-т им. Н.Е.Жуковского «Харьков. авиац. ин-т». – Харьков : ХНУ, 2012. – 206 с. : ил.
В 1940 г. А.И. Эпштейн поступил на І курс исторического факультета Харьковского государственного университета, но война прервала его учебу. Несмотря на освобождение от воинской службы по зрению, А.И. Эпштейн добивается зачисления в студенческий батальон. В 1941 – 1942 гг. в качестве заместителя политрука, а затем – политрук роты участвовал в боях на Юго-Западном и Волховском фронтах.
Был обут не в сапоги, а в обмотки, а вооружен австрийской винтовкой фирмы «марлихер», она представляла собой трофей, но не 1941, а 1918 года. И позже с тех пор, похоже, к ней никто не прикасался. Поржавела настолько, что всякий раз нажимая на спусковой крючок, он боялся прорыва пороховых газов через затвор.
Обмундирование, в которое были одеты студбатовцы: шапка-ушанка, ватник…
Как горько шутил Аркадий Исаакович, ему в плен попадаться было нельзя. Его расстреляли бы трижды – первый раз за то, что коммунист, второй раз за то, что политрук, третий раз за то, что еврей.
И судьба хранила Аркадия Исааковича, он был очень нужен в мирной жизни. Пять ранений, особо тяжелое пятое – скозное ранение в голову. Два месяца без сознания, девять месяцев госпиталей. Выжил чудом. Спас его франтовой друг Вася Дмитренко, который тащил его на себе по-пластунски более километра, отбиваясь от немцев гранатими. Думал тащит мертвого, похоронить, но … Аркадий Исаакович оказался живой!
По воспоминаниям дочери А.И. Эпштейна папа никогда ничего не боялся. Всегда говорил, что отболел еще на фронте и уже давно живет «незаконно». Его действительно несколько раз «хоронили». Первый раз, когда ординарец Вася Дмитренко нес его 1,5 км, чтобы похоронить, когда уже вырыли могилу, то обнаружили, что папа дышит и его последним самолетом вместе с другими ранеными отправили на большую землю из окружения. Потом ему повезло еще раз — одна из первых трепанаций черепа в Союзе прошла успешно.
После демобилизации А.И. Эпштейн вернулся в родной Харьков. 10 октября 1945 года, как раз в день своего двадцатитрехлетия. И уже на следующий день был в университете.
Секретарь по студенческим делам, немолодая (как ему тогда показалось) женщина весьма сурового вида сказала, что прием уже закончен. Но, когда Аркадий Исаакович уточнил, что он не поступать пришел, а восстанавливаться на учебу, все мигом изменилось – «Вы довоенный студент! Давайте Ваши документы. Я сейчас пойду у Ивану Николаевичу (ректор – Н. Олейник) и все будет в порядке». И действительно, через пару минут она вернулась с документами и резолюцией ректора о зачислениии на ІІ курс истфака
По воспоминаниям А.И. Эпштейна заботу о фронтовиках, внимание к себе они ощущали повседневно, а два раза в год – 23 февраля и 9 Мая – ректорат университета устраивал прием для инвалидов войны. За общий стол садилось человек 250 – от студента до профессора. Деньги (небольшие) выделял профком, что-то давал ректорат, что-то добывала инвалидная комиссия – был такой специализированный орган тогда. Стол был небогатый – по 150 грамм водки, бокал вина, винегрет (дежурное блюдо в то время) и несколько ломтиков колбасы. А дальше бери из буфета, что хочешь и что можешь . Но зато атмосфера царила предельно дружеская.
По традиции первую рюмку поднимали стоя и не чокоясь – «За тех, кто не дошел».
И еще был один дежурный тост того времени: «Выпьем за демобилизованных, чтоб никогда больше не мобилизовали!»
Печальная статистика: из 1200 добровольцев студбата возвратилось 10 человек и вообще, из поколения 1920-24 года рождения уцелело в войну лишь 3%.
Харьковчанами-ветеранами была издана в Харькове книжка, она называктся «Они сражались за Родину», так в этой книге есть три студбатовца, которые на момент издания были живы — это Аронов Матвей Исаакович, Эдельштейн Саул Адольфович и Эпштейн Аркадий Исаакович.
А в 2002 году пришла к Аркадию Исааковичу печальная весть — умер предпоследний из бойцов студенческого батальона, и он остался один – последний…
ТЕРНОВОЙ НИКОЛАЙ, выпускник 1-го факультета 1971г., студент А.И. Эпштейна посвятил Аркадию Исааковичу свои стихи.
БАТАЛЬОНЫ
Первым студенческим батальонам, ушедшим на войну
А над площадью стоят смех и шутки
И студенческие прибаутки,
А над площадью стоят плач и стоны –
Уходили на войну батальоны.
До свиданья, отчий дом, Харьков милый.
До свиданья, институт, наш родимый.
До свиданья, студбилет и зачетка, –
Здравствуй, воинский билет и пилотка.
И меня ты извини, недотрога,
Что уводит от тебя путь-дорога,
Впереди нас ждет судьбы неизвестность,
Впереди моей судьбы переменность.
Строем шли мы на вокзал вниз по горке:
«Эй, дружочек, сыпани мне махорки;
Что-то сердце мне щиплет тоскою,
Что-то грусть от друзей я не скрою».
На вокзале ожидали вагоны
Увозить на войну батальоны…
Город нас провожал всех с надеждой,
Что домой возвратимся с победой.
АРТНАЛЕТ
Аркадию Исааковичу Эпштейну, ветерану врйны, труда и ХАИ, бойцу первого студенческого батальона.
Артналет, артналет – все черно от разрывов.
Черный снег, черный дым, черный ворон кружит.
Мы к промерзшей земле прижимаемся телом,
Матом кроем врага – Бог, надеюсь, простит.
Мы к озябшей земле прижимаемся телом,
Матом кроем врага – Бог, конечно, простит.
Рядом грохнул снаряд, и земля содрогнулась –
Комья черной земли нам по спинам стучат.
Дружно с другом вдвоем мы к воронке рванулись –
В одну точку снаряды никогда не летят.
В ту же точку снаряды, говорят, не летят.
Через десять минут будет снова атака,
Будем черные цели в прицелах ловить;
А пока перекур, а пока передышка:
«Друг, Аркадий, дружище, оставь докурить».
А пока перекур и для нас передышка:
«Друг, Аркадий, ты слышишь? Оставь докурить».
Использованы воспоминания А.И. Эпштейна, С.М. Куделко, В.И. Безъязычного, Ж.С. Тростановского, А.А. Марьяновской, О.А.Федоренко, Л.И. Терновой.
