МИША КОРОЛЕВ
О нас и о себе
Альпсекция ХАИ
ДЛЯ ТЕХ, КОМУ МЫ ДОРОГИ
Миша Королев
Естественно, это должна быть не летопись и не книга для широкой публики. Это должны быть воспоминания и маленькие жизненные события о нас, о наших походах и восхождениях. Простые жизненные события, которые наверняка не тронут основную массу людей, но отзовутся в сердцах посвященных — тех, кто тебя знал и кому ты понятен и кто за стандартными словами почувствует все, что ты испытал и то, что бы ты хотел сказать. И за каждым словом мы будем видеть тех, кого мы знали, и наши не пушкинские слова будут вызывать видения и продолжаться в знакомых нами образах.
Наверное, каждый должен написать от себя и потом мы все прочтем и скажем, что оставить, а что убрать в связи с ограниченными возможностями пятитомного издания. Или, наоборот, в связи с необходимостью добрать хотя бы до ста листов, мы потребуем застенографировать рассказы тех из нас, кто поленился поделиться своими воспоминаниями или не сделал это в связи с литературной немощью. Главное набрать материал. А далее наш энциклопедист Олег Цаканян его разложит по датам и этапам, свяжет с мировыми альпинистскими событиями.
Итак, я начинаю о себе. Прежде всего, я определил, что, поскольку я буду писать прежде всего об альпинистских событиях и для альпинистов, то скалы, снег, ледопады, камнепады, страховка, крючья и т.д. я использовать не буду, поскольку все это итак вам знакомо и хорошо известно. Если кто-то начнет забывать, что это воспоминания мастера спорта СССР по альпинизму, пусть периодически возвращается к словам, которые я специально выделяю: Склон стал круче 90 градусов, и мы решили связаться. Спускаясь в четыре такта, мы увидели между ног звездное небо и решились снять кошки. Теперь в моем повествовании читающий сам в праве выбирать те места, куда нужно вставлять эти предложения. Возможны вставки также из других альпинистских изданий типа альманаха Покоренные вершины, Ветер странствий и Эверест 82.
Поскольку я не все время сидел в горах, последние тридцать лет после института и на равнине со мной тоже происходили разные интересные вещи, которыми я бы хотел поделиться с вами, то я буду описывать и события в суете городов.
Между событиями, происходящими в суете городов, вы можете вставлять материал о болезнях, ремонте квартир, скандалы дома и на работе по поводу отъезда в горы, дни рождения, праздники и т.п.
Стараюсь тщательно и подробно описать введение, чтобы всем было понятно, что основной труд в домысливании книги ложится на читателей. А я готовлю структуру: родился — женился — на пенсию. Промежуток в структуре заполняйте самостоятельно.
ХАИ и секция альпинизма
Мое появление в секции — это цепь случайных совпадений. Вообще, как это не удивительно, но к 11 классу я не знал, что после школы можно еще учиться. В моем представлении после школы можно было поступить в военное училище, мореходку или пойти работать на стройку пятилетки. Поэтому я ходил в военкомат и спрашивал направления в военные училища. И в военкомате я встретился с соседом по дому, который сказал, что есть в Харькове авиационный институт, куда тоже можно пойти учиться. Я этой мыслью поделился с другом по классу, который тут же сообщил, что у него в Харькове на Салтовке живет бабушка, и вопрос с поступлением был решен. И мы с моим другом Толей Криветченко прибыли в Харьков. Разместились у его бабушки и стали готовиться.
Первый курс. Празднование первого Нового года группой на квартире. В результате легкого опьянения (состояние можно охарактеризовать “ох, где был я вчера?”) и разборок между ребятами по поводу одной тоже слегка выпившей девушки, женский коллектив группы стал ко мне относиться, как к очень опасному и морально неустойчивому типу. Правда, встретившись через пять лет после окончания института, все говорили, что мое поведение наоборот вызывало у них восхищение и уважение, но по молодости я это не понял и стал держаться в группе немного отдаленно. То есть состояние души у меня было настроено для очень близкого принятия фильма “Вертикаль”.
Летом я работал в строй-отряде, ремонтировал женское общежитие. Мы ходили все в женских шляпках и процеживали известь через женские чулки. Эта рабочая обстановка тоже сказалась для создания лирического настроения. Необходимо было реализовать всю эту атмосферу. Случай принял образ Виктора Прилепо, который летом был нашим бригадиром. Вечером он заскочил в нашу комнату и попросил кеды, необходимые ему для занятий альпинизмом. Фильм “Вертикаль” был уже просмотрен, и Витя Прилепо представлялся как минимум нач. спасом или радистом.
Я робко спросил его, можно ли записаться и мне и где записываются в эту героическую секцию. Виктор сказал, что запись прекращена, и мне вряд ли удастся уговорить сурового председателя Лешу Бобылева, но … попробуй, в 7 часов вечера в седьмом общежитии.
В вестибюле была огромная толпа, которая напирала на строгого председателя в тельняшке и с журналом. После того, как удавалось отметиться в журнале, члены секции отходили от председателя. Когда я подошел к Бобылеву, то он строго сказал, что в журнале уже 80 человек, все графы заполнены, и если я хочу, то могу пока ходить без записи, пока в горах не пропадет кто-нибудь и тогда место для меня освободиться. Люди пропадали не только в горах, но и в других местах, поэтому место действительно освободилось. Дисциплина требовала регулярного посещения тренировок. Кто три занятия пропустил, все — уже не альпинист. Поскольку секция собиралась в общежитии, в котором я жил, то я отмечался регулярно, вообще и посещал тренировки тоже.
Перед одной из тренировок. Справа - друзья секции и некоторые ее члены.
На зимние каникулы все выезжали на лыжах в Карелию. Меня не взяли, не помню — почему. Потом был выезд в Днепропетровск. Томочка Боярская с мандолиной и песней “Хала-бала”. В Днепропетровском карьере на меня надели трикони и после часового ожидания и рассказа Коли Сазоненко о правилах передвижения по скалам выпустили на карьер. Я поковырял его триконем и немного пролез.
Потом были тренировки на крематории, которые мне понравились. И в свою очередь появилась уже небольшая компания, которая по крематорию шустро лазила. В мае выехали на Крестовую, и тут уже мне точно понравилось лазить по скалам, петь песни у костра и слушать чтение рассказов Зощенко в исполнении Пети Коноваленко.
Крым, под Крестовой. В центре в темных очках - Славик Родионов
К тому ж романтики добавил риск проезда в поезде, когда по трем билетам в вагон проходило тридцать человек с передачей билетов через окно на перрон следующей партии “зайцев”, рассовыванием мелких альпинистов женского пола под лавки и на третьи полки. Эти героические люди, задыхаясь и мучаясь от зависти под чавканье крупных счастливцев, скромно выполняли свой секционный долг.
Вот, где воспитывались настоящая выдержка и взаимовыручка.
В Крыму на внутрисекционных соревнованиях я выступил очень успешно и был направлен на межвузовские соревнования. После занятия второго места я уже был настоящий член секции и здоровался за руку с Лешей Бобылевым и Колей Сазоненко.
Весной мы сдавали нормативы, и я был удостоен путевки в а/л Айламу на сентябрь месяц. У декана Озерова были совсем другие планы на мой счет. Он сказал, что моя задача выполнять учебные планы, а, если я уеду, то меня выгонят из института. Билет я уже купил — это был аргумент для убеждения декана. Но аргумент не сработал, и грустный я пошел к Коле Сазоненко, который сказал, что похлопочет, но я должен решать сам.
Я решил все вечером, когда выпил несколько бутылок “биомицина”, и был доставлен и погружен в самолет товарищами по комнате. Замечу, что кинофильм “С легким паром” на экраны еще не выходил. Проснулся я в Сухуми. Билетов в Кутаиси не было, но летел самолет с летчиками на какую-то переподготовку, и меня в него взяли просто за деньги, без билета. По дороге в Кутаиси летчики пили грузинское вино и показывали друг другу, как надо летать и какие фигуры кто может делать. После “биомицина”, я не смог по достоинству оценить мастерство пилотажа.
И вот я в Кутаиси.
Могу смело сказать, что я решил заниматься альпинизмом в Кутаиси, настолько там была прекрасная природа и было тепло. На базе я ближе познакомился с Володей Пылаевым (Пылаем) из нашей же секции, и мы пошли в город, где ели грузинский соус, запивая его газировкой. Вообще база в Кутаиси мне показалась настоящим санаторием, в который направляют очень достойных людей. В лагере выполнили программу на значок, покорили вершину Дадиаш. Восхождение проходило в дождь и туман, ничего не было видно. Вышли утром из мокрых палаток, единственным обогревателем которых был Закир Басриев, но его тепло забирала лужа и Люда Подовалова. До меня и Пылая ничего не доходило. Поэтому романтика полностью банная — ничего не видно, мокро, как в парной, куда-то привели и сказали: “Вы на вершине”, — а может, были всего на второй полке. Не задерживаясь у палаток, побежали в лагерь.
Володя Пылаев (Пылай)
Вернулись в лагерь вечером в дождь. Лагерь был пустой, все помещения закрыты, а сотрудники были на свадьбе в другом селе. Через форточку отряд забирался в спальный корпус. Инструктора сбегали к продавцу домой и купили продуктов: папиросы Беломорканал, сгущенное молоко и печенье. Фактически магазин был опустошен. Утром вручили значки, я получил телеграмму от Коли Сазоненко, что декан меня отпустил в горы. Что придало особенную торжественность моменту. Мы с Пылаем решили улететь на самолете.
Аэродром был вниз по ущелью 28 км, вниз мы и пошли. На аэродроме паслись коровы, сам домик (аэровокзал) был закрыт, местное население сказало, что самолет летает, когда захочет. Через два часа нашего ожидания к домику подъехал свадебный кортеж, откуда сказали, что весь самолет закуплен на свадьбу, и будет он в четыре часа. Общаясь с родственниками новобрачных, мы рассказали о том, что мы из а/лагеря Айлама. Нашли общих знакомых. И родственники сказали, что, если летчики не будут возражать, и мы не очень спешим и согласны немного полетать над Кавказом, то они нас возьмут в самолет.
Далее послышался гул самолета, все бросились разгонять коров с взлетного поля.
Летчики возражали не сильно. Это была интересная экскурсия над Кавказом. Мы залетали еще в пару селений, где праздновали свадьбу. В общем, мы прилетели в Кутаиси через час после того, как туда приехал автобус из лагеря. Там нас ждал Витюня Сотников, который предложил ехать в Сочи. И на следующий день мы уже отдыхали на берегу Черного моря.
Денег не было, но был рюкзак шпрот и печенья. Мы получили сухой паек, за ранний отъезд из лагеря. Мы меняли шпроты на виноград и хлеб. А в поезд купили один билет и втроем ехали на одном месте. Просто поплакались проводнику и отдали ему последние шпроты.
Следующий год — Домбай, третий разряд. Красота поразила. Из запоминающихся событий — подарок от Наташи Лаптевой из Киева пары длинных носок. И игра в настольный теннис, в котором я тоже был не слаб. Командир отряда Николаев, ему было лет шестьдесят, а может и сорок. Когда он уходил или возвращался с отрядом, его всегда встречала жена.
Для меня это стало вершиной мечты: живешь в лагере в инструкторском домике, все лето ходишь в горы, получаешь зарплату и со всех восхождений тебя встречает любимая женщина. С этой мечтой я расстался в 1991 году, когда понял, что системе альплагерей конец, а для профессиональных инструкторов еще нет достаточного количества желающих за деньги ходить в горы.
Еще Николаев забирал из нашего отделения Галку Озерову, потому что она очень активно бегала около примусов и создавала иллюзию приготовления пищи. Он сажал ее рядом с собой, и они смотрели, как мы с Лешей Бобылевым варим макароны. Надо сказать, что по клейкости и монолитности наши макароны не уступали Галкиным. Но командира отряда в этом трудно было убедить. У нас мало людей, разбирающихся в хорошей еде!
Далее лагерь и сборы в Баксане. В Баксане появилась уже команда, в которой я себя чувствовал очень комфортно, и которой очень гордился.
По моему настоянию в первый день в лагере мы вовремя вышли на линейку все в одинаковых красных майках красивые и стройные до невозможности, и тут же были направлены на кухню. Потому что дежурному не нужно было собирать отдельных участников, а сразу готовое отделение. За чисткой картошки Толик Садовский разъяснял мне, что организованность не всегда хороша. В Баксане было очень весело, мы много играли в баскетбол и волейбол.
В общем, здоровье било через край. Для его подкрепления вечером после ужина мы садились за сало с чесноком. Конечно, это был юношеский садизм, поскольку в это время Валера Барсуков с грустью смотрел на нас и готовился к вечерним свиданиям. Мы ему завидовали и мстили громким чавканьем.
Олег Цаканян (на скале) и Толик Садовский (опора)
Ночью, когда Валера возвращался и начинал восполнять пробел в калориях салом с луком, все просыпались и ему помогали. То есть процесс еды в Баксане был круглосуточным. Потом к салу добавились жареные грибы. Благодаря хорошему питанию, мы успешно выполнили половину второго разряда, снесли с Когутая девушку с вывихнутым плечом и рюкзаки со спасаловки на Ушбе.
После лагеря у нас были сборы. Сборы были своеобразные — нас никуда не пускали, поскольку второй разряд мы не закрыли, а инструктора и бумаг на инструктора у нас не было. Мы собирали грибы, жарили их с картошкой и ели. Рядом стояли палатки чехов, которые готовили каждый себе манку.
Олег Цаканян как-то отнес им кастрюлю грибов. Они сначала с подозрением, а потом с аппетитом все съели. Тем и развлекались, что ели грибы и угощали чехов. Поскольку нас не пустили в горы, мы решили приобрести немного снаряжения и верх мечтаний — пуховки. Для этого мероприятия больше всех подходил Олег. Во первых, Армения — горная страна и, если у него фамилия Цаканян, то он просто обязан был быть горцем. Во вторых, он является отпрыском царских кровей, что четко прослеживается по генеалогическому дереву семейства Рюриковичей. Это дерево мне представляется сильно заросшим каштаном, в самой глубине которого и находится небольшой отросток с Олегом, где-то десятое — двенадцатое колено. Олег, не обижайся, я могу и второе колено написать. Поэтому к Олегу интуитивно тянулись все, имеющие даже сильно разбавленную царскую кровь. В советское время таким людям доверяли, как правило, важные посты заведующих складами. Третье, Олег всегда отличался академическим умом и энциклопедическими знаниями, т.е. он знал все вершины в мире, всех первовосходителей и даты восхождений, всю историю земли с момента появления на ней первых людей, и само собой, родословную всех представителей из своего каштана.
Закир Басриев и Валера Барсуков
Итак, Олег поковырялся в ветвях, вычислил местного князя, который подрабатывал на складе альпинистского снаряжения. Это место работы придавало ему в наших глазах большее значение, чем княжеский титул. И мы пошли с ним в шашлычную на нарзанах. Напились до неприличия. Князь устроил соревнование с местным милиционером по стрельбе. Кто победил, не помню, но народа в шашлычной, кроме нас, в конце соревнований не было.
Возвращались по берегу реки Баксан, паля во все стороны из пистолета. Толик Садовский, как всегда, тащил меня, а я, как всегда, распространялся в любви к нему, Олегу и Валере. Причем, это я хотел объяснить князю, что бы он продал нам пуховки. Олег пошел с князем на склад, я залез в палатку и заснул со словами: “Сейчас надо чай сделать”, Садовский сидел около палатки и ждал, когда я сделаю чай. Часа два ждал. В общем, были хороши. Даже не помню, что мы приобрели на складе, кажется какое то списанное железо. Ждать больше было нечего, и мы поехали домой, заехав к Валериной бабушке в Пятигорск.
Осенью решили добрать впечатлений в Кистинке. Из Кистинки память сохранила: трафарет на скале “Здесь были съемки фильма 12 стульев”, слова Димы Симбирского, что справа замок царицы Тамары, из которого она выбрасывала своих женихов и один эпизод с Пылаем. Он из палатки просит меня подать воды, которая стоит рядом с палаткой. Я даю ему кружку, он хочет пить и начинает мне с раздражением говорить, что я бы мог и набрать воды. Для демонстрации, что в кружке ничего нет, он ее опрокидывает, и оттуда выпадет круг льда, а вода выливается ему на спальник.
Зимой альпиниада в Домбае. Коля Сазоненко дал проехать на горных лыжах 10 метров. Потом Коле на нас нажаловалась физкультурница, что мы ей как-то не так ответили во время игры в карты. И Коля нас отправил на лыжах на Клухорский перевал. Когда мы проходили мимо памятника морякам, погибшим в лавине, я подумал, что вот такую команду специально отправили под лавины. Еще мы забыли соль. Это было интересно. Предлагали делать ее из пепла от костра. Кажется, из-за отсутствия соли мы и не пошли дальше. Здесь и организовался коллектив. Почему он организовался — не знаю.
Могу предположить, что каждый старался делать как можно больше добра для своих товарищей и, в свою очередь, получал гораздо больше от них. Вот этот полный котел положительных эмоций позволил нашей команде никогда не раздражаться. Я не помню, что бы мы когда-нибудь ссорились. Кроме того, положительные эмоции выливались, и их хватало на окружающих. Наверное, поэтому наша команда нравилась не только нам.
Еще очень важно, что мы совсем разные, и, как результат, нам нравились совсем разные девушки, и мы из-за них никогда не спорили. А может быть легче было отказаться от девушки, чем от тех положительных эмоций, которые нам давало общение. В наши альпинистские дела женщины не совались. При этом я всегда считал и сейчас считаю идеальными мужчинами Валеру Барсукова и Олега Цаканяна. И если какая-нибудь девочка соглашалась со мной гулять, то этому могло быть три причины:
1. Она не знает о существовании настоящих мужчин — Барсукова и Цаканяна.
2. Она глупа и не разбирается в мужчинах.
3. Она познакомилась со мной, что бы быть ближе к Барсукову и Цаканяну.
И в удобный момент умыкнуть к ним.
Иного и быть не может. То есть, наша дружба на женщинах не испытывалась. Но это не значит, что вокруг нас не бушевали женские страсти. Это женская природа — внести разлад в здоровый сплоченный мужской коллектив, а если разлад внести нельзя, то надо какую не будь другую гадость сделать. Моя глупая, нереальная мечта заключалась в том, что мы когда-нибудь женимся, построим большой дом и будем жить вместе с нашими женами и детьми. Я даже место в Харьковской Швейцарии присмотрел. В этом доме будут создаваться планы восхождений, будет готовиться снаряжение и мы будем уезжать в Непал, провожаемые любящими, заплаканными женами и сопливыми детьми.
Мне кажется, все наши женщины ревновали нас к команде и потихоньку старались оттащить нас от альпинизма. Так что дом не получился. Вообще это была бы интересная община.
Вот сейчас я подумал, что на старости лет, когда мы уже не захотим работать, она может состояться. Прошу оценить идею. Давайте альпинистский дом для Хаевцев в Крыму построим. Надо просчитать, сколько на памперсы и нянечек уйдет, и начнем фонд организовывать. В доме будет большая фильмотека с экстремальными видами, будут приходить подписные издания по альпинизму и из интернета будут в реальном времени поступать сообщения о восхождениях. Конечно, спортзал, бассейн, ну и дальше не буду фантазировать. Если скинуться понемногу и организовать фонд, то можно проталкивать.
Это было лирическое отступление, вернемся к женщинам. Пылая увели, т.е. он женился, а мы продолжали спешить делать разряды и горы. И это правильно, потому, что время летело еще быстрей. В 1971 году были сборы в Домбае и Узунколе. Мы наделали кучу троек. Запомнилось, что Татьяна Крук за свое руководство несла нам сметану, которая до медвежьих ночевок сбилась в свежее масло. Это не ухудшило приготовленных оладий.
При восхождении на Кирпич мы долго искали, где же здесь тройка. При этом Дима Симбирский произнес знаменитую фразу, которую я использую до сих пор: “Путь украинцев”. При возвращении в лагерь перед нашей командой упал голубь, которого, выпустил орел. Дима и здесь продемонстрировал свой высокий интеллектуальный уровень. Он сказал, что такое событие не могло свершиться без указания свыше, и это знак, которым Создатель отмечает нас. Я думаю, что поэтому мы до сих пор все еще живы.
Дима далее развил это событие. Он вспомнил, что даже более малый знак отражался в литературе, а надвигающаяся туча перед битвой князя Игоря с половцами навеки запечатлена в эпосе “Слово о полку Игореве”, как предвестник поражения.
Поэтому, мы должны обязательно съесть голубя, иначе небеса обидятся. Так же событие обязательно должно быть запечатлено печатным словом. Вот еще одна причина, по которой я пишу это сочинение.
Голубя готовил Толик Садовский. Мы с некоторой опаской, зная что орлы здоровую птицу хрен поймают, суп съели, причем в супе оказалась кукуруза. Толян забыл почистить голубю зоб. А вообще Узункол — это здорово.
На Доломитах, когда палатка стояла на полуострове озера Доломит, у Вити Сычева из ХПИ стал травить клапан примуса. Примус вспыхнул и загорелся факелом, Дима крикнул: “Выкидывай”, подразумевая — в озеро, а Виктор метнул горящий примус в направлении палатки и Димы.
Пережив этот инцидент, мы отправились на стену Доломитов, постоянно поглядывая сверху на оставленную на острове кастрюлю с яичницей. Когда мы спустились вниз, то кастрюли не было. И только через день мы обнаружили ее у ручья, вытекающего из озера. Это галки склевали наш вкусный обед, и кастрюля уплыла.
Еще мы сделали первые четверки: Доломиты и Малый Домбай. От Домбая получил несказанное удовольствие, от самого восхождения, от процесса общения. Это была первая самостоятельная, без инструктора, четверка. Наверное, благодаря этому подготовка была тщательной, настроение боевое и мы пробежали весь маршрут за один день. При подходе к лагерю мы почувствовали, что что-то не так. Никто не ликовал, не выстраивал лагерь, не кричал: “Привет восходителям”. И действительно, по канонам советского альпинизма, кто быстро ходил, тот нарушал безопасность восхождения или обходил ключевые места. Нас разбирали очень строго. Вообще разборы — это мне очень не нравилось. Не буду скрывать, но уже с самых наших первых разборов, мы никогда ничего не говорили, что можно бы было повернуть против кого-нибудь из нас. Но четверку засчитали, и теперь все ее ходят за день.
Далее, Харьковская школа инструкторов. Приколы на учебно-методических занятиях. Отвязать Наташе Лотаревой дюльферную веревку, когда она рассказывала о правилах безопасности при спуске — это был хороший тон. Сборы спасателей в Теберде. Все было очень интересно: Леша Москальцов палил из ракетницы, Кирилл Александрович Баров засекал время, мы бегали как ошкипидаренные. Для охраны маршрута по тросовому снаряжению я пошел один ночевать над водопадом. Не смог рассчитать длину водопада, и мы проиграли ХПИ. Я себе это не прощу. Но заветные инструкторские удостоверения были близки, а жетоны спасателей были получены.
Армия и альпинизм
В марте 1972 г. я окончил институт и поехал в Крым, где лазил по скалам и жил в домике в Ореанде. Вообще домик снимался для того, чтобы совратить мою будущую супругу, но не удалось. Она предпочла жить в палатке под Крестовой с Зайцевым, Ивановым и Провоторовым. Сейчас то она понимает, что сглупила. В марте ночью было холодно, и они в палатке очень мерзли. Я дал им пуховый спальник, но они из солидарности им не пользовались, а укрывали ноги. Утром Заяц произнес знаменитую фразу: “Я чуть не сдох”. Вообще я жил и лазил в Крыму почти месяц, ко мне приезжали в гости и было очень весело. Потом приехал Толик Зотов (Зот), и мы с ним решили пройти маршрут на Кастрополь. Получилось не совсем удачно, я полез за чьими-то клиньями и слетел. Зот вместо того, чтобы оказывать мне помощь, начал документировать это событие на фотопленку. Я до сих пор не пойму, зачем он это делал.
Далее армия — противостояние двух великих держав, офицерская гостиница, попойки, игра в футбол, преферанс, наряды, полеты, стрельбы, дежурства, хромовые сапоги, пистолет, парадный мундир и кожаная куртка. Нужно было во все это воткнуть альпинизм.
Я поехал к Некрасову в Москву с просьбой включить меня в сборную ЦСКА. Не получилось, хотя я и клялся написать заявление на службу в армии на 25 лет.
Вот приближается лето, и капитан пообещал мне, что отпустит меня в горы. Но начался второй арабо-израильский конфликт, и все отпуска запретили. Мы сидели в состоянии повышенной готовности. Командир заставил нас написать заявления с просьбой послать нас добровольцами на защиту арабского народа. Ночью нас сфотографировали на гражданский паспорт, и в спортзале нужно было выбрать цивильную одежду. Утром весь городок ходил в гражданской одежде, но в одинаковых шляпах. Честь по прежнему друг другу отдавали. Я понял, почему добровольцы профессионально воюют, их набирают из регулярной армии. Война войной, но срывался летний сезон. Я написал на командира служебку, что мне нужно ехать жениться, что подходит срок в загсе после двух месяцев томительного ожидания после подачи заявления и что при подаче оного в загс я не был проинформирован Израилем о его военных планах. А сам я не поинтересовался у Харьковских евреев об этих планах. Кроме того, если женитьба сорвется, то это не только подорвет обороноспособность страны, но и искалечит мою личную жизнь, поскольку за моей невестой уже организована очередь из пяти человек.
Весь полк негодовал, что летом из всего состава поехал в отпуск всего один человек — и тот двухгодичник. Но я уже был в Москве, откуда на самолете полетел к бабушке в Улан-Удэ. Поцеловал бабушку, отметил свои военные документы и пришел в аэропорт, где оказывается билеты были распроданы на месяц вперед. Пробравшись на летное поле, я подошел к командиру самолета и попросился полететь, представившись летчиком истребителем. И вот я уже на пути в Мин-воды. Дорога в Алибек из Домбая после преодоления всех преград — это песня, я ее прекрасно помню до сих пор. В Алибеке я должен был отстажироваться и что-нибудь сходить. Сходил с Толиком Садовским на пик Инэ. При подходе нас сожрала мошкара, и мы долго перекидывали рюкзаки через реку. На восхождении, согласно консультации первовосходителя Мацевитого, нужно было обходить вправо все, что хоть немного напоминало вершину, поскольку — это все жандармы. И мы с Толиком все добросовестно обходили, пока не сделали три круга вокруг вершины, потом плюнули и — прямо в лоб на пик. Во время стажировки на ночевках у турьих озер, я был обвинен участниками в наркомании, поскольку положил на глаза носок. Объяснения, что носок чистый и что это привычка с общежития — класть на глаза полотенце, чтобы свет не мешал спать, приняты не были.
Пятьдесят дней отпуска кончились и нужно было в полк, а я даже со своей потенциальной невестой не смог встретиться. Хотя обещал свозить на встречу с родителями.
Вспоминать, что я врал, в полку налево и направо, когда меня просили рассказать о свадьбе и показать фотографии я не буду, поскольку был в стрессе и неохота вспоминать. Само собой, что моя невеста после таких событий прекратила со мной всякие отношения. Но брак, уже внесенный в книгу на небесах, должен был состояться.
Я кратко опишу, как поступают тещи, желающие своим дочерям счастья. Мама Ирины — будущая теща, подсмотрела у нее мой адрес и послала от ее имени мне телеграмму, где просила, что бы я приехал на речной вокзал в Москве к последнему вагону метро. Я с цветами стою в метро, и тут появляется Ирина, которая тоже не была в курсе коварных замыслов своей мамы и приехала по ее просьбе для встречи с родственником.
Нам не потребовалось много времени, чтобы помириться. Отношения были восстановлены, нужно было подавать заявление. Заявление за меня подавал Валера Барсуков — они ходили с Ириной три раза в загс и три раза после посещения устраивали пьянки в общаге, хотя заявление им так и не удалось подать. В конце концов, свадьба состоялась, была очень веселой, секция подарила примус и палатку. Примус у меня до сих пор, а палатка прослужила 20 лет. Свадьба, как можно догадаться, окончилась приведением в чувство пьяного жениха. Опять меня водил по улице Толик Садовский и сильно бил по заду, чтобы я не вис на нем (на Толике). Слушайте, у меня вообще возникло подозрение, что Толян не пьет. Итак, армия закончилась, свадьба состоялась.
Работа и альпинизм
Я ходил по Харькову и искал квартиру почти неделю. Наконец я ее нашел и сообщил адрес, куда родители совместно с молодой женой должны были привезти вещи. Они находят дом, заходят рано утром в комнату и видят рядом со мной на подушке лежит голова с копной черных волос. Теща — в обморок, тесть лишился дара речи. То у меня в гостях Пылай был и долго делился семейным опытом, естественно каждый совет подкреплялся рюмкой. И мы с ним уснули на одной подушке и ничего страшного. Поиски в Харькове работы результатов не принесли. Подождали Иркиного (это молодая жена) распределения и выбрали Тянь-Шань, вернее Ташкент. Перед отъездом в Ташкент я поехал на четыре смены в “Баксан” работать и на одну смену в “Безенги” по путевке. Для того, чтобы жена не сидела и не скучала на наших альпинистских вечерах я достал путевку в “Баксан” Ирине и ее подруге Нелке Поповой. Жену, естественно, я не мог отправить в отделение к кому попало, и устроил их в отделение, где инструктором была Люся Ильина. Вернее, я просмотрел все анкеты, поговорил со всеми новичками и подобрал для отделения нормальных ребят с гитарой и из одной секции, потом подошел к Люсе и сказал, что отделение готово и она может его принимать. Ирина до сих пор вспоминает с удовольствием то время. К сожалению, на следующую смену Люси не стало. Прекрасный человек и настоящий друг. Я ее спускал с МНР с болью на сердце.
В “Безенги” было все нормально: Упустили рюкзак с рацией и при его поиске на маршруте 46 под ледопадом огромная льдина превратила Шуру Козырева в синего от синяка негра. А Сергей Безверхий сломал ногу и на сломанной ноге дошел до лагеря, чтобы не вызывать спас отряд. Это настоящие приключения, но надо было быть умнее. В этом есть моя вина, поскольку, имея палатку в рюкзаке, я, вместо того, чтобы пересидеть ночь, решил спускаться вроде по вчера пройденной двойке, а все равно запоролись. Дыхтау первая пятерка — классика. Спуск два дня по Абалаковской четверке.
И — быстрее в Ташкент к любимой жене. На работу никуда не брали, поскольку не было жилья, а не было жилья, потому что не было работы. Жили, пока деньги от армии были, в гостинице, питались в ресторанах. Устроился рабочим на Авиационный завод.
Работа на авиационном заводе по изготовлению титановых карабинов и крючьев, зажимов и закладух. Летом — в горы, но в основном на Кавказ. Компания прежняя. Настроение прекрасное. Каждое утро нач. уч. Овчаров на инструкторской зарядке рассказывает анекдоты. Ходим на горы, поем песни.
Запоминающееся событие: при спуске с Домбая помогали ростовчанам, которые залезли в одних галошах и без палатки на ЦДСА. А в это время там ударил мороз, снегопад и лед. На спуске нас всех спас Козырь. Галошники сорвались и с разгону выдернули мой ледоруб, и сколько я не зарубался они меня выдергивали и мы все неслись к обрыву. Если добавить, что все это было ночью, при морозе и снегопаде, то, как Козырь сумел нас плавно подсечь, не знаю, наверное сильнее всех хотел жить. С Валерой Барсуковым сходили Двузубку — нет слов.
На следующий год — в Айламу, словами не опишешь. Шхара с Толиком, который почти до вершины предлагал связаться, а то нас не связанных из лагеря увидят. Траверс Айламы — лучше восхождения не было, даже ночь, когда мы по очереди сидели у горящего примуса, вспоминается чаще, чем первая брачная. Потом Ушгули с грузинскими забросками и двадцатью дюльферами.
А потом начался мой Ташкентский период.
Ташкент и альпинизм
В Ташкенте первое, что мы сделали с женой — это съездили в горы, где чуть не поругались, а вернее поругались из-за того, что Ирина не хотела спускаться быстро. Через тридцать лет выяснилось, что она просто не могла спускаться быстро, а тогда стоял под угрозой наш брак. На Майские праздники — альпиниады по пять — шесть единичек и двоек.
Летом узбекские сборы — это надо участвовать. Машина продуктов, бочки с соленьями, живые бараны в машинах. Я по-прежнему на вершины третьей категории и выше таскаю палатку. Все смеются, поскольку на небе бывает ни облачка.
Здесь мало воспоминаний, хотя и много восхождений. Хожу в основном на пятерки в двойке с Генкой Поповым. Эти восхождения котировались на мастера. Маршруты сухие, теплые, для настроения берем с Генкой последнюю страницу из литературной газеты и читаем на ночевках.
Из веселых событий: Шугаев останавливает женскую туристскую группу и рекомендует им поставить палатки на склоне во избежание селя. Бедные девушки всю ночь спали почти на вертикальном склоне. Кроме этого Шугаев сломал три ледоруба, выкапывая золотой корень и собирая мумие.
Прошли очень сложный золотой маршрут на 5200, где мы с Генкой выбросили итальянские вибрамы Шугаева для облегчения веса. Я прошел около 80% маршрута первым, чтобы не таскать рюкзаки. Здесь был еще прикол. Когда мы обрабатывали маршрут, к нам подошел наш спас. отряд и все сборы без рюкзаков и палаток, которые вертолет выгрузил в соседнее ущелье. А путь в любую сторону до жилья часов 20 быстрым шагом. Ловили сусликов и делили наш штурмовой паек на тридцать человек.
Ребята все классные, может я выпендрючий, но чего-то не хватало. И я уговорил ташкентцев пригласить на сборы Олега, Валеру и Толика. Ташкент до сих пор вспоминает нас, как первоклассную команду. С нами ходил Серега Шугаев, Генка Попов и Володя Цой. Они и создали нам имидж мощной команды. Это было прекрасное лето, мы планировали сделать три шестерки, но всех подвел я. Я сорвался на довольно простом месте и улетел на вертолете аж в Ташкент в нейрохирургическое отделение. Сорок дней лежать в гипсе, тоже новые впечатления, но лучше бы их не было. Потом меня выписали, клятва жене, что больше никуда не пойду.
Поскольку голова была пробита, то пришлось писать не докторскую, а кандидатскую диссертацию, которую я за два года, пока не ездил в горы, написал и защитил.
Логичный вопрос, куда поехать летом после защиты, был решен в пользу гор. Я же не на спортивные восхождения ехал, а на учебные, т.е. совершенно безопасные.
На следующее лето меня уже попросили съездить судьей на очное первенство Узбекистана. Я, как человек ответственный, должен был наблюдать за прохождением маршрутов и поэтому сходил пятерку на Блок. Это было в районе Аксу.
Но раз ты все-таки ходишь, а не калека какой-нибудь, то на следующий год я уже был записан в команду Узбекистана, вроде бы для поддержания уровня состава.
Поддержание включало пик Ленина для тренировки. После Ленина мы поехали еще в сторону Афганистана на первопрохождение вершины Шумкар, фотографию которой в книге мне показывал Толик Садовский в Харькове в 1976 году. Тогда я даже не мог мечтать, что увижу эту гору.
Базовый лагерь остановился в конце дороги — километров двадцать от маршрута. Привязали овец, заквасили брагу, а штурмовой отряд и вспомогательный разбили лагерь под маршрутом.
Здесь три запоминающихся события. Когда ставили палатку, то увидели вдалеке группу вооруженных всадников. Поскольку намеренья детей гор были неизвестны, то решили спать валетом, чтобы головы не смогли отрезать сразу всем.
Маршрут пришлось выбирать два дня, поскольку все время летели камни. На самом маршруте тоже сыпало, но запомнилось, что, когда мы были на ключе, солнце вдруг закрыла тень. В вышине над нами плыла глыба камней, которые летели, как мне показалось очень долго, молча, покачиваясь и перекатываясь из стороны в сторону. Не успел ничего подумать, как вся эта куча уже била по нам, свистела и грохотала. Мы все висели на крючьях в пыли на перебитых веревках. Каждый, наверное, думал, что он остался один. Все веревки были перебиты, но никто не пострадал. Это было чудо.
В наступившей тишине из рации послышался голос базы. База вызывала Генку Попова. Конечно, подумали мы, каково им внизу видеть облако пыли на месте команды. Но мы ошиблись — базу интересовал совсем другой вопрос. “Гена, можно ли после того, как брага забродила, ее перелить по более мелким сосудам”. Ответ Генки я не буду приводить, он понятен.
Мы собрали по кускам веревки и к вечеру уже были на вершине, чтобы не испытывать судьбу, выкинули все, кроме галош и шли свободным лазаньем. Поскольку два раза так повезти не может. К сожалению, это событие коллектив не сплотило.
Быстрее домой. Мы сутки добирались до Оша, а потом на машине в Ташкент. Я, не взяв рюкзака, бегу домой. Эта картина мне запомнилась. Идет навстречу моя, на девятом месяце беременности, жена — вся в слезах. Поскольку экспедиция должна была вернуться две недели назад, а связь пропала, как только мы отъехали от Ленина. И она каждый день ходила в КСП Узбекистана, надеясь получить сообщение. Вообще, за время моего пребывание в Узбекистане погибло десять альпинистов из сборной, поэтому ее можно понять.
На следующий год было дано обещание никуда не ездить, но пригласили в Адыл-Су поучаствовать в первенстве Кавказа — Ушба по столбу. Все — это последнее восхождение.
Красивое завершение карьеры — Ушба. Здесь нужно отметить интересное событие, что, когда мы шли по столбу, было ясное безоблачное небо, но мы были насквозь промокшие из-за водопада, который был метрах в ста от нас. Воду на нас бросал ветер.
Остановились на полке в два часа дня, чтобы не окоченеть, и в палатке сушились. Вечером, когда ветер немного стих, пошли снова. Все развесили вещи, кто на чем, что бы немного просохнуть. Для просушки штанов я их повесил на рюкзак, но коварный порыв ветра сорвал их с рюкзака и за одно снова всех намочил. В качестве юмора была высказана мысль, что найдется козел, которому штаны подойдут. Из Адыл Су я уже поехал в Белгород.
Белгород и альпинизм
В Белгороде секции альпинизма не было, а Харьков почему-то меня не звал. В то время Харьков — это был столичный город. Поэтому я ездил в качестве инструктора в “Айламу” и в “Эльбрус”. Я “инструкторил” восемнадцать смен, пока еще были лагеря. Пока была еще надежда стать профессиональным инструктором, которого с восхождений встречает жена.
Потом мы ездили с Олегом Цаканяном и детьми в Домбай, потом я с детьми — в Домбай и Узункол. Моим сыновьям это занятие нравиться и, когда я собираюсь, они меня всегда поддерживают. У нас тоже хорошая семейная команда.
Вот, можно сказать, и все жизнеописание даже с перспективой на будущее. Если посмотреть назад, то альтернативы не было.
Не ездить в горы и работать, но я ездил и работал. Вся трудовая в благодарностях, медаль с ВДНХ и везде висел на доске почета.
Не ездить и двигать науку, но я ездил и защитился, и сделал семь авторских свидетельств на изобретения и написал кучу статей.
Не ездить в горы, а пить водку — это был вариант, но я его не выбрал.
Т.е. у меня не могло быть другой жизни.
Я дал себе задание уложиться в десять листов, и поэтому не затронул наши поездки в Крым и знаменитую книгу жалоб, которую надо обязательно опубликовать. Не рассказал о тренировках, эстафете Карася, праздновании Новых годов на Фигуровке, кроссе, беге патрулей, баскетболе, сдаче нормативов, распределении путевок, собраниях секции и еще о многом. Думаю, если каждый, оставивший в альпинизме частицу себя, пройдется по своим замечательным датам, а может и просто вставит в мое описание несколько сюжетов, то получим произведение, вызывающее легкое томление в груди, которое я испытываю глядя на старые фотографии и вороша в принципе те события, которые я изложил. Уже возраст такой, что иногда приятно и повспоминать.
К перу, друзья, или к клавиатуре. Кроме того, если вы меня поддержите и вставите свои странички, то получиться листов двести, а это уже роман.
С уважением, Королев Михаил.
Администрация сайта выражает благодарность Наташе Лотаревой, 2-ой факультет, 1972 г. выпуска, за предоставленные фотографии.
Безверхий Сергей
Крымская колыбельная
В Крым на встречу ты приедешь в сентябре,
Здесь ты вспомнишь, как взбирался по горе,
Как сгущенки с банки кушал,
Под гитару песни слушал.
В Ласпи приезжай, баю-бай.
Прилетит к нам Хорошилов от морей,
Галку Кодак он обнимет поскорей,
Книжку дайвера покажет,
Про шестерки все расскажет.
Глубже ты ныряй, баю-бай.
Дагестанский привезет Закир коньяк,
И народ не успокоится никак.
Бобылев опять с гитарой,
Лотарева с Томой парой.
Песню запевай, баю-бай.
А с Лужковым наша Ленка в корешах,
Разукрасит их столицу – просто Ах!
Оля с Ниной все расскажет,
Застрахует – не откажет.
К ним переезжай, баю-бай.
Ох, голодный под Ай-Петри бродит пес,
Из палатки даже оливье унес.
Миша страшно рассердился,
Пес-соперник удалился.
Толще подрезай, баю-бай.
Спят усталые Борушки, Заец спит,
Барсуков уснул Валера – не храпит.
Даже Семыч спать ложится,
Чтоб Садовскому присниться.
Глазки закрывай, баю-бай.
Тяжело невыносимо, когда друг:
Поляковский и Абрамов и Пастух –
Руку больше не протянет,
Рядом у костра не станет.
Ты их вспоминай, баю-бай.
Так судьба распорядилась, что ХАИ
Закохал нас в эти горы – черт возьми!
Сколько лет их вспоминаешь,
В жизни лучшего не знаешь,
В горы приезжай, баю-бай.
Март 2008
Администрация сайта присоединяется к предложению Миши Королева и приглашает всех членов альпсекции ХАИ с воспоминаниями и фотографиями.