Из книги «Памятные годы (Записки неудачника)»
ХАРЬКОВ
Город не мог не появиться на перекрестке важнейших дорог российской империи: с севера на юг (Москва—Крым) и с запада на восток (Киев – Волга). Всего за триста лет он стал четвертым или пятым городом империи, конкурируя с Одессой.
Харьков беден природными красотами – ни моря, ни Днепра, ни гор. Лесов вокруг мало, степь да степь кругом и единственная, очень любимая река Северский Донец, приток Дона. В самом городе сливаются три речушки — Харьков, Лопань и Нетеч («Харьков хоть лопни, не течет»).
Но город приобрел репутацию крупнейшего центра промышленности, науки и культуры, его иногда называли украинский Ленинград. Заводы: тракторный, турбинный, несколько гигантов электромашиностроения, авиационный, несколько двигательных – это не полный перечень. Проектные институты Гипросталь, Гипрококс, Гипроэнергопром, Тяжпромэлектропроект работали на весь бывший Союз. Уникальным физическим центром был УФТИ — физико-технический институт, отпочковавшийся от ленинградского в тридцатые годы. Характерно, что во времена разработки атомного оружия, когда над всем доминировала секретность, институт Курчатова в Москве назывался Лаборатория № 2, а Лаборатория №1 был УФТИ. Там впервые в Союзе, сразу после англичан расщепили атом.
По количеству, да и качеству ВУЗов Харьков был на третьем месте после двух столиц.
В 1930 г. из технологического был выделен авиационный институт…
Харьков не богат архитектурными красотами. Самое интересное было построено, когда город был столицей Украины до 1935 г. Сюда относят прекрасный образец конструктивизма «Госпром» из стекла и бетона в 14 этажей, где размещались большинство проектных организаций.
Бесспорным украшением города служит памятник Тарасу Шевченко на выходе из городского сада к главной — Сумской улице. На спиральном пандусе вокруг постамента помещены очень выразительные фигуры шевченковских героев, для которых позировали актеры украинского драмтеатра, а на вершине могучая фигура самого кобзаря. Повидав много памятников в европейских столицах, могу утверждать, что памятники Нельсону в Лондоне или Колумбу в Барселоне значительно выше по размеру, но значительно ниже по выразительности.
Огромная площадь возле Госпрома тоже достопримечательность города, кажется, самая большая в Европе. В школе в Свердловске я рассказывал о ней ребятам: человек на другом конце площади виден только до пояса потому, что Земля круглая.
Особо хочу отметить ныне не существующее здание бывшего дворянского собрания, где при моем детстве до Войны был Дворец пионеров. О моей связи с этим дворцом я скажу позже, но должен отметить создание Дворца во время «правления» в Харькове Павла Петровича Постышева. Он очень умело подзадоривал директоров заводов, и они старались создавать для детей лаборатории, в том числе и как рекламу своих достижений. Постышев был одним из последних искренних и убежденных большевиков. Все были уничтожены Сталиным, и он в том числе. Остались только запуганные недоучки.
В харьковских театрах были сильные известные актеры и режиссеры Н.Н Синельников и Лесь Курбас. Московские гастролеры любили здесь выступать. Вспомните чеховскую Раневскую — «Ах, как меня принимали в Харькове».
В городе проживало много евреев. Почти все известные врачи, сотрудники проектных институтов, а до революции купечество, ремесленники. Харьков — единственный из крупных городов Украины, где не было еврейских погромов. Во время немецкой оккупации почти все неуехавшие погибли, расстреляны возле Тракторного. Наряду с Бабьим Яром в Киеве был и Дробицкий Яр в Харькове. Там погиб и брат моего деда Борис Давидович Левинсон с женой Юлией. Он до революции учился в Германии и не верил сообщениям о зверствах оккупантов, считая их советской пропагандой.
Война оставила страшный след в городе. Линия фронта переходила через Харьков четыре раза, оставляя свои разрушения. В 1944 г. в мае мы вернулись в Харьков, я с болью смотрел на разрушенный город. Интересно, что Госпром стоял с выбитыми окнами, но почти целый, хотя его пытались взорвать обе воюющие стороны. Железобетонная конструкция доказала свою прочность
НАШ ДОМ И ДВОР.
Мы жили на улице Дзержинского (Мироносицкая) №45. В №1 в самом начале улицы было здание НКВД, что и способствовало советскому названию. Это учреждение особенно отличилось в Харькове, где расстреляно в тридцатые годы много наших, а в 19 40г. и польских офицеров.
Разумеется, мы тогда ничего этого не знали. Ходили слухи среди взрослых, но до детей не доходили. Детство было счастливым, как почти у всех. Голодомор в украинских селах в начале тридцатых был заметен в городе, но было значительно легче, чем в селах. Помню забытые названия Церабкооп и Торгсин — продуктовые магазины.
Наш дом имел интересную систему отопления – амосовскую, по имени инженера Амосова.
Это система воздушного отопления. В подвале была угольная котельная с воздушным котлом. Нагретый воздух по каналам в стенах распределялся по комнатам, где в стенах были отверстия с заслонками- «отдушниками». Их закрывали, если жарко.
Свежий воздух для нагрева забирался с улицы, где перед домом стоял маленький «дом» в рост человека и с крышей. В стенах этого домика были жалюзи, через которые и входил воздух.
Первый этаж нашего дома был цокольный (полуподвальный), Наш второй этаж с каменной лестницей с улицы, имел большой балкон во двор с выходом на него через общую кухню, минуя комнаты соседей. На этом балконе я и проводил много времени – там можно было «майстрячить», не опасаясь своего шума.
Ранним утром, выходя на балкон, я слышал певучий голос « Артем…Артемочек…Артемуличек» это мама звала домой моего самого близкого друга тех лет да и последующих тоже, Артема Прокопенко . Он был на три года старше, умел прекрасно рисовать и «майстрячить», чему я у него учился, но далеко не достиг его уровня. Его модели яхт с корпусом в полметра длины украшали их квартиру и могли бы украсить любую. С его подачи рубанок, стамеска, лобзик были и мне хорошо знакомы.
Они остались на Украине во время оккупации, перебравшись к родственникам. У его отца Григория Зиновьевича было 9 братьев и сестер. Много лет позже, будучи уже в преклонных годах Г.З.говорил мне: все зависит от наследственности. Если в вашем роду есть долгожители, то и вы будете жить долго. Прав ли он, посмотрим.
Г.З преподавал технологию металлов в Механико-Машиностроительном институте. После войны многих преподавателей, переживших оккупацию, просили перебраться во Львов, в Политехнический институт. Семья переехала, они получили прекрасную большую квартиру и Артем закончил Львовскую Политехнику, как инженер-энергетик. Всю жизнь он, в отличие от меня, проработал в одном месте, в мощной организации по наладке электростанций, пройдя весь путь до директора, которым он был много лет. Вступив в партию, он компенсировал ущербность от проживания на оккупированной территории и довольно рано стал «выездным» т.е. стал выезжать за границу. Когда я жил в Москве он часто останавливался у нас и рассказывал о работе и своих поездках. Как разносторонне талантливый человек, он поддерживал способную молодежь, не завидуя ей, и старался применять самые прогрессивные технологии. Он внедрил, в частности, обучение операторов атомных электростанций на компютерных тренажерах и организовал передовой вычислительный центр. Я думаю, если бы выбег турбины по инерции промоделировали сначала на тренажере во Львове, то и катастрофы в Чернобыле не было.
Будучи как-то в Нью-Йорке, Артем решил выполнить заказ жены и пошел на так называемую Яшкин-стрит. На большом расстоянии от цели он услышал крик из ларька: «Эй, большевик, иди сюда, большевик, ты ищешь хорошую шубу для жены, так у меня есть для тебя, как раз такая шуба».
Как мог в этом высоком белокуром красавце в сером костюме с модным галстуком различить на расстоянии советского человека, было загадкой. Но продавец был опытный одессит, различавший «совков» по неуловимым приметам.
На высоком эстетическом уровне Артем сделал фонтан охлаждающей воды от вычилительного центра в форме красивого цветка. Городской голова, безуспешно приглашаемый посмотреть на дела организации по электростанциям, к фонтану примчался немедленно и стал распространять в городе. Так прекрасный древний Львов обогатился еще одним украшением.
Последней «любовью» Артема стал пансионат – отель организации в Карпатах. Он построен по чертежам горного отеля из Швейцарии (200 мест) в красивейшем месте Славское. У меня есть подозрение, что фамилия советского Министра среднего машиностроения Е.Г.Славского отсюда пошла по известной причине географического выбора. Похоронен Артем на Лычаковском кладбище Львова.
Возвращаясь к нашему двору, отмечаю его очень редкую деталь – сцену (эстраду) для детских выступлений. В частности там выступал «шумовой» оркестр нашего двора, вооруженный, в основном, тарелками и барабанами. Мелодию мог извлекать только руководитель, ученик 8-го класса, играя на рояле. Я имел две барабанные палочки и брусок из сухого дерева с разрезом для резонанса. Я вносил посильный вклад в производимый шум.
Крыша сцены была крыта толью и довольно прочна. На ней даже разыгрывались поединки деревянными мечами. Помню, что мой последний меч, очень тяжелый, был сделан из деревянной бочки и поэтому изогнут был не в своей плоскости, а поперек.
Общепризнанными героями были создания Вальтера Скотта: Робин Гуд, Айвенго и даже Ричард Львиное Сердце. Роли менялись у всех, кроме меня. Я был только Вилль Рыжий, я не перекрашивался.
Любимцем всех ребят был районный детский врач доктор Векслер. Когда он шел по улице за ним тянулась вереница бывших пациентов с вопросами: «Доктор, а я кто? — А ты пончик без повидла, а ты матрешка, а ты козявочка и т.п.» Все дружно смеялись, но надолго прозвища не сохранялись.
Летним утром все ребята со двора выходили на зарядку, которую проводила студентка, точно помню имя: Люда Хоменко. К праздникам мамы готовили детям подарки, а дети к 8 Марта — мамам. Помню, как моя мама в общей кухне расставляла подарки, а я пытался раньше времени узнать кому что.
Когда родился брат, мы получили вторую комнату в нашей большой коммуналке. Ему было полгода. Родители на работе, ребенок вдруг проснулся и бабушка накинулась на соседку, что она громко отбивала в кухне мясо и разбудила ребенка. Соседка сказала: смотрите, мясо не битое, а бабушка ей: да вот же, сразу видно, что мясо битое. Единственным арбитром дома тогда мог быть только я, и они прибежали ко мне, спрашивая битое или нет мясо. Так я впервые в семилетнем возрасте увидел сырое мясо, но рассудить спор не смог.
Примерно десяти лет я пошел во Дворец пионеров, чтобы записаться в авиамодельную секцию. Оказалось, что мест там нет и мне предложили записаться в любую другую и потом, когда место будет, перейти в авиамодельную. Место было в сельскохозяйственной. Там меня спросили: «Так ты опытник или мичуринец?» Я этих слов не знал и пробормотал что-то неразборчивое. Меня привели в группу, где выращивали кристаллы соли, опуская в стакан с крепким рассолом ниточку с маленьким кристаллом, который и вырастал вскоре. Я с гордостью показал дома выращенный кристалл. Но скоро меня перевели в авиамодельную секцию. Там посреди большого зала стоял самолет или, как мне сказали, «планерлет». Кажется, он взлетал как самолет, а затем отключали мотор, и он парил в воздухе как планер.
Все новички там делали схематические модели самолетов: крыло склеивалось из выгнутых реек, обтянутых бумагой, фюзеляж был прямая рейка. Два резиновых шнура закручивались вручную, накапливая энергию для вращения пропеллера, собственноручно вырезанного из очень легкого дерева бальза.
До войны я закончил пять классов школы. Учиться мне было легко, я много читал, научившись в три года, в основном Жюля Верна и Дюма. С музыкой получился конфуз. Я ходил учиться на пианино к старушке немке. У нее была одна комната на первом этаже и кухня в передней, на входе. Она вышла в переднюю, а я услышал за окном голоса знакомых ребят и выскочил к ним через окно. Не найдя меня в комнате и зная, что я не выходил, она так перепугалась моим исчезновением, что наотрез отказалась со мной заниматься. Тогда я был к этому равнодушен, но очень жалел всего лишь через несколько лет.
Теперь, на склоне лет, зная многое о реальной советской власти, я не могу относиться к ней сочувственно. Она погибла закономерно из-за нарушения экономических и социальных законов.
Но одно мне жалко: дворцы пионеров, эстрады во дворах и зарядку по утрам.