Википедия

Ио́сиф Григо́рьевич Не́ман (13 (26) февраля 1903 — 18 ноября 1952) — советский учёный и конструктор в области авиационной техники, профессор (1938).

Родился в Белостоке Гродненской губернии в еврейской семье. Отец — столяр, мать — швея.
В годы Гражданской войны вступил добровольцем в Красную Армию. Служил политпросветработником политотдела 4-й армии, затем — в политуправлении Харьковского военного округа и Украинского военного округа.
С 1926 года — в КБ К. А. Калинина. Принимал участие в создании ряда самолётов ОКБ. Окончил Харьковский технологический институт (1929).

С 1936 года — главный конструктор КБ завода № 135.

В 1930—1938 (в 1936-1938 гг. — по-совместительству) и 1944—1952 годах заведующий кафедрой конструкции самолётов Харьковского авиационного института. Под его руководством создан первый в Европе скоростной пассажирский самолёт ХАИ-1 с убирающимся в полёте шасси, учебно-боевой самолёт ХАИ-3, скоростные разведчики ХАИ-5 (Р-10) и ХАИ-6 и штурмовики «Иванов», ХАИ-51, ХАИ-52.

Арестован в декабре 1938 года, работал в ЦКБ-29 НКВД СССР над созданием бомбардировщиков Пе-2, Ту-2.

Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 19 июля 1941 досрочно освобожден от дальнейшего отбытия наказания со снятием судимости.
После освобождения, работал в ОКБ авиазавода в Омске. С 1942 г. на заводе №22 (г. Казань) заместителем В. М. Мясищева.
Умер от лейкемии.
Похоронен на 2-м городском кладбище в г. Харькове.

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 5 ноября 1955 реабилитирован.

• Орден Красной Звезды . Награждён 17 августа 1933 года «За создание и постройку пассажирского самолёта, отличающегося исключительными летными качествами».
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

В 1930 г. И.Г. Неман был назначен на профессорскую должность заведующего кафедрой конструкций самолётов ХАИ не имея учёной степени и учёного звания.
Звание профессора И.Г. Неман получил в 1938 г. за успешное ведение и организацию учебного процесса не имея учёной степени.
В ноябре 1952 г. была запланирована защита докторской диссертации, которая не состоялась ввиду смерти И.Г.Немана.

 КУЛАГА Евгений, 1-й факультет, 1951 г. выпуска (Россия, Москва)

Из книги «ОТ САМОЛЕТОВ К РАКЕТАМИ КОСМИЧЕСКИМ КОРАБЛЯМ» / Е.С. Кулага. – м.: Воздушный транспорт, 2001.- 232 с.

НЕМАН В ПРЕДВОЕННОМ ХАИ

Немного биографических данных о Немане И. Г. Родился он в семье столяра 26.02.1903 г. в г. Белостоке. Мать была швеей. Братья работали рабочими. Учился по 1920 год с тремя перерывами, связанными с войной и плохим материальным положением. Сдал экзамены за 8-классную гимназию. Последние два года зарабатывал уроками.

6.08.1920 г. с приходом Красной Армии, вступил добровольцем в Красную Армию в полевой отдел политотдела 4-й армии. Служил политпросветработником  в политотделе 4-й армии, затем в политуправлении Харьковского военного округа и потом в политуправлении Украинского военного округа. 15.09.1922 г. демобилизовался и был направлен на учебу в ХТИ. Учась в институте, работал библиотекарем в центральном партклубе и в клубе им. М. И. Калинина.

29.11.1926 г. будучи студентом 4-го курса, поступил копировщиком в опытный отдел авиазавода, где главным конструктором был Калинин. Здесь проработал до мая 1931 года, последовательно занимая должности чертежника, начальника конструкторской бригады, начальника отдела и затем заместителя главного конструктора. С образованием ХАИ  занял должность заведующего кафедрой конструкции самолетов. В феврале 1936 года назначается главным конструктором авиазавода № 135, а руководить кафедрой остается по совместительству. Неоднократно бывал в заграничных командировках, начиная с 1929 года на международной выставке в Берлине. Как член Государственной комиссии по изучению авиатехники четыре месяца пробыл в США в 1935 году, а затем во Франции. В начале 1938 года утвержден в ученом звании профессора, а к концу года арестовывается. В июне 1942 года освобожден из заключения.

Конструкторской работой Иосиф Григорьевич начал заниматься будучи еще студентом, когда он поступил к Калинину в качестве копировщика. Его недюжинные способности очень быстро проявились в работе и его конструкторский талант креп от года к году. Уже в приемном акте самолета К-3 стояла фамилия конструктора — Неман И. Г. Поэтому не удивительно, что всего за три года после окончания института в 1928 году он к 1931 году стал заместителем Калинина. Так же понятно, почему инженеру с трехлетним стажем доверили возглавить в 1931 году одну из профилирующих кафедр Харьковского авиационного института.

Придя в институт уже сложившимся конструктором, он не оставил конструкторской работы и совместил ее с вузовским обучением студентов. При работе в КБ у него сформировалась своя идея и облик принципиально нового пассажирского самолета. Без всякой раскачки он приступил к его разработке с помощью студентов, которые выполняли курсовые проекты по тематике этого самолета. Основную группу разработчиков составили Арсон Л. Д., Еременко А. П., Гавранек Н. К., Резник Л. Г., Морозов К. Г. Ведущим в этой группе был Арсон Лев Давидович.

Калининские пассажирские самолеты, включая и К-5, были подкосные высокопланы. Неман в своем самолете применял только начинавший входить в практику самолетостроения, свободонесущий моноплан  с низкорасположенным крылом и фюзеляж сигарообразной формы с хорошим обтеканием. Это предопределило высокие аэродинамические качества самолета. К этому добавилась гладкая обшивка, которую применил Неман вместо широко применившейся тогда алюминиевой гофрированной обшивки. На ХАИ-1 обшивки крыла, фюзеляжа и оперения были выполнены из фанеры. Самолет вмещал семь человек пассажиров. Начали его проектировать в 1932 году, а через полтора года взлетел первый экземпляр самолета, получивший индекс ХАИ-1 и который стал впоследствии знаменитым на всю страну. Начиная с 1932 года постройка этих самолетов велась на Горьковском авиационном заводе, а затем на авиазаводе в Киеве. Эти самолеты успешно эксплуатировались на линиях Аэрофлота вплоть до войны.

К 1934 году максимальная скорость была доведена до 324 км/час, что было соизмеримо со скоростью истребителей того времени. Это произвело фурор в авиационном мире. О нем стали говорить и писать в большой прессе. На этом самолете Неман впервые в Европе разработал и применил убирающееся в полете шасси. Оно вначале убиралось вручную и доставляло немало хлопот. Также было достигнуто высочайшее аэродинамическое качество и не в последнюю очередь за счет гладкой обшивки. Кроме того на этом самолете летчика упрятали под остекленный фонарь. На первых самолетах ХАИ-1 пилот сидел в открытой кабине, как тогда было распространено в авиации. Все это дало блестящие результаты. За создание этого самолета Неман был награжден орденом Красной звезды, а остальные участники работ были награждены ценными подарками и денежными премиями. Самолет ХАИ-1 имел отечественный двигатель М-22 мощностью 480 л.с. и развивал рекордную скорость полета. По этому показателю самолет занимал первое место в Европе и второе в мире. В газете «Известия» 7 февраля 1933 года была опубликована статья «Первое место в Европе», в которой давалась высокая оценка конструкторских и летных качеств самолета. В журнале «Самолет» № 4 за 1934 год отмечалось, что этот самолет по своим летно-техническим характеристикам превосходит все самолеты гражданской авиации страны и ставит нас в один ряд с передовыми странами.

Учитывая достигнутые Неманом результаты при создании им первого же самолета, по решению правительства при ХАИ организовывается опытно-конструкторское бюро под его руководством. Таким образом в Харькове сложился второй центр по разработке самолетов в дополнение к имевшемуся на авиазаводе под руководством Калинина. С созданием ОКБ при ХАИ во всю ширь развернулись творческие способности Немана. Неман не был бы Неманом, если бы в своем техническом творчестве шел по проторенной дороге. Он был новатором во всем, чем занимался.

В 1934 году Неман создает самолет бесхвостой схемы в параллель с летающим крылом К-7 Калинина. Этот самолет, получивший индекс ХАИ-4, был предназначен для изучения динамики полета самолета такой необычной схемы. До этого строились только планеры бесхвостой схемы. На нем Неман убирает шасси уже с помощью гидравлики и впервые вводит систему синхронизации уборки передних и заднего колеса шасси. Этот самолет по своей форме напоминал планер. Двигатель М-11 мощностью 100 л.с. располагался за кабиной летчика, в которой за сидением летчика располагалось еще два кресла для пассажиров.

В 1936 году разрабатывается скоростной двухместный разведчик-легкий  бомбардировщик ХАИ-5. Имея мотор меньшей мощности, он развивал скорость на 100 км/час больше, чем самолет разведчик этого типа, находящийся на вооружении. Этот самолет пошел в серию с 1939 года под индексом Р10. На Харьковском авиазаводе перед войной было построено 490 таких самолетов. В этом же году был построен самолет ХАИ-6 этого же класса, который при испытаниях показал скорость 429 км/час, что явилось мировым рекордом для самолетов с экипажем два человека. На этих самолетах Неман разработал и применил управляемые в полете лопасти винтов, что было новинкой в то время. Такие винты получили название винтов с изменяемым шагом.

В процессе работы над самолетами ХАИ-5 и ХАИ-6 у Немана сформировалась главная идея его жизни — создание нового типа боевого самолета — самолета штурмовика. Его облик он сформировал в 1936 году в проекте самолета, который он назвал «Иванов». Боевой самолет-штурмовик, первый в нашей стране, разработанный Неманом, ХАИ-52 пошел в серию также в 1939 году, но без его участия. В 1938 году он был арестован. Ильюшин, после ареста Немана, подхватил идею самолета-штурмовика и создал свой знаменитый Ил-2, явившийся грозой для фашистов в Отечественную войну. В своих воспоминаниях Ильюшин признает приоритет Немана в создании самолета-штурмовика, но к нему добавляет еще и фамилию Иванова. Но это была не фамилия еще одного конструктора, занимающегося разработкой штурмовиков, а название проекта самолета-штурмовика все того же Немана.

Всего за семь лет активной работы, которые отвела ему судьба, Неман разработал и построил семь типов самолетов, два из которых строились серийно при нем, а два пошли в серию уже после его ареста. Такая творческая отдача мало у кого была в то время среди авиационных конструкторов. Журнал «Самолет» в № 8—9 за 1934 год писал: «По размаху авиационной мысли, в смелости поставленных проблем, по культуре качества строящихся самолетов конструкторы ХАИ вправе претендовать на первое место в Союзе». Новаторские конструкторские решения при создании новых самолетов марки ХАИ сыграли значительную роль в развитии отечественного самолетостроения. Имя руководителя этих работ Иосифа Григорьевича Немана, по выражению академика А. Н. Туполева, принадлежит истории советской авиации.

В юбилейном издании, посвященном шестидесятилетию ХАИ отмечалось: «Конечно, арест И. Г. Немана негативно сказался на работе не только коллектива завода № 135, но и института. Он породил неуверенность, сомнения, опасения. Оценивая эти события с позиций сегодняшнего дня, можно предположить, что научные достижения в области самолетостроения, возможно были бы значительнее. И все же потеря даже такого крупного специалиста как И. Г. Неман, не могла остановить творческую деятельность коллектива института в целом. К 1938 году здесь сложился хорошо организованный коллектив авиационных специалистов, которые настойчиво трудились над решением различных проблем авиационной техники».

ДЕРЕВЯННОЕ ИЛИ МЕТАЛЛИЧЕСКОЕ САМОЛЕТОСТРОЕНИЕ

Наряду с разработкой новых типов самолетов, Неман активно занимался научной деятельностью помимо чтения лекций. Он был активным сторонником максимально широкого применения древесины в самолетостроении, считая, что в грядущей войне дефицит алюминия резко сузит возможности массового производства самолетов. В своей настойчивости он как бы противостоял Туполеву, являвшемуся отцом отечественного металлического самолетостроения из кольчуг-алюминия, разработанного у нас под его воздействием. Но их творческое противостояние мирно закончилось совместной отсидкой в одной и той же «шарашке».

Настойчивость Немана в использовании древесины в авиации не была не замечена и уже после его ареста нашла своих сторонников. Проектирование узлов из древесины значительно сложнее чем из металла, поскольку дерево является анизатропным материалом, у которого свойства в различных направлениях существенно различаются между собой. Нужны были свои специфические методы расчета на прочность и соответствующие приемы конструирования узлов из дерева. Это теперь составляет основу расчета и конструирования узлов и деталей из современных наиболее перспективных композиционных материалов. Тогда, перед войной специалистами различных направлений была разработана специальная авиационная фанера, из так называемой дельта-древесины и клей ВИАМ-Б3 для ее склейки. Были разработаны научные основы расчета и конструирования узлов из древесины. Все это в значительной мере способствовало преодолению дефицита во время войны на алюминий. В конструкции крыльев и фюзеляжа многих истребителей в больших объемах использовалась дельта-древесина.

Неман был настолько предан древесине, что даже после войны в конце сороковых годов читал нам студентам ХАИ основы проектирования самолетов с использованием древесины. Интуиция не подвела его и в этом случае. Он как чувствовал, или уже тогда видел, что эта теория крайне пригодится в будущем для многих конструкционных материалов.

Известно, что теоретическая разрывная прочность на молекулярном уровне для железа составляет порядка 1770 кг/мм² при объемном весе 7,8 г/см³, а реализуется в инженерной практике только порядка 170 кг/мм². Для полимеров молекулярная прочность составляет порядка 3500 кг/мм² при объемном весе примерно 1,8 г/см³, а реализуется сейчас в инженерных конструкциях порядка 75 кг/мм². Как видно у полимеров резервы грандиозные. Они в два раза прочнее и почти в четыре раза легче, что является решающим для авиации, где борьба идет за каждый грамм веса. Но проектировать конструкции из полимеров значительно сложнее и требуются специальные приемы, поскольку у них удельная жесткость значительно меньше, чем у металлических сплавов. В самолетостроении и ракетостроении такие конструкции ныне находят все большее применение …

ПОСЛЕВОЕННОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ХАИ

Перед войной в живописном парковом пригороде Харькова — Померках был построен целый микрогородок, в котором просторно разместился Харьковский авиационный институт. Во время войны все загородные здания ХАИ были сравнены с землей. После освобождения Харькова институт разместился в красивом, но небольшом здании в центре города на Сумской улице. Неман оставил КБ Мясищева и возвратился в институт…

Активно вел занятия Неман. Он был кумиром студентов, хорошо знавших историю института, которую он сам олицетворял. Особенно нас прельщала и вдохновляла конструкторская довоенная деятельность в ХАИ проводившаяся под руководством Немана.

Очень интересно и увлекательно было слушать лекции Немана, но законспектировать их в полном объеме было практически невозможно. Это были не лекции, а рассуждения и поиск лучших решений того или иного вопроса, излагавшегося им. Он давал логику поиска такого решения, а не конкретное решение. Еще тяжелее было сдать ему экзамен по теории проектирования самолетов. На экзамене он запускал в аудиторию сразу всю группу  и всем сразу раздавал билеты. При этом разрешал тут же их читать и если кому не нравились вопросы по какой-либо причине то разрешал выбрать тот, который понравится экзаменуемому. Они для него не имели никакого значения для оценки знаний студента. Затем он отпускал всех на два часа готовиться к экзамену по выбранному билету. На экзамен нужно было принести из библиотеки книги, журналы и любую другую литературу, включая и конспекты лекций. При этом не имело никакого значения, какие конспекты ты принес — свои или чужие, или и те и другие одновременно. Их тематику нужно было подобрать по содержанию каждого вопроса, имеющегося в билете. И вот начинался экзамен. Вначале нужно было показать, что ты подобрал по каждому вопросу и дальше разговор шел только по этим первоисточникам. Нужно было продемонстрировать уровень твоего понимания того, что ты принес. Естественно, что этот, с позволения сказать, экзамен, а на самом деле углубленная техническая беседа уходила далеко за рамки содержания тех вопросов, которые послужили исходной базой для беседы.

Неман учил нас работать с литературой, а не зазубривать формулы и длиннейшие уравнения, как, например, нас учили по аэродинамике. Мне лично это очень пригодилось в моей практической деятельности. Если заниматься конструированием в полной глубине понимания этого процесса, как создания нечто нового, а не разработки тривиальной конструкции и выпуска рабочих чертежей для ее изготовления, то тебе всегда придется каждый раз осваивать все новые и новые области знания. Так и мне в процессе многолетней конструкторской работы в авиакосмической технике пришлось освоить многие научные дисциплины, которые нам не читали в институте, такие как проектирование и расчет теплонапряженных конструкций, полимероведение, контактное взаимодействие твердых и жидких тел, электромагнитные и ядерные процессы, техника и методология испытаний материалов и оборудования в реакторах и ускорителях, а также ряд других дисциплин. И это является нормальным явлением для любого человека, занимающегося творческой технической деятельностью. Но у нас в институтах до сих пор не учат работать с литературой так, как учил этому Неман.

СТУДЕНЧЕСКИЙ ХАИ-12 («СТАРТ»)

Все предвоенные годы в институте Неман использовал реальное проектирование самолетов, как основной метод обучения студентов. После войны институт лежал в развалинах и что-либо подобное проводить было негде. Но я знал, что на кафедре у него велись кое-какие проектные работы и я принял участие в них, включившись в проектирование бесхвостки-планера. Мою фотографию с моделью этого планера я храню как память о моей первой конструкторской работе.

В 1948 году ЦК ДОСААФ объявил Всесоюзный закрытый конкурс на проектирование спортивных самолетов различного назначения: одноместного спортивно-пилотажного, туристических разных типов и учебно-тренировочного. Объявление конкурса Неман не преминул использовать в своем учебном процессе со студентами и предложил нам принять участие в этом конкурсе. Я собрал группу своих товарищей и мы взялись проектировать спортивно-пилотажный самолет. Мне хотелось попробовать свои силы на проектировании одного из наиболее трудных и сложных в техническом плане самолетов.

В свою группу я привлек Леву Розенблюма, он делал аэродинамический и прочностные расчеты, Колю Нестеровского, он проектировал шасси. Сам же я занимался общей компоновкой и конструкцией всего самолета. По примеру нашей группы после этого, в институте образовалось еще две группы на нашем четвертом курсе и одна на пятом курсе. На нашем четвертом курсе группа Миши Минькова проектировала также спортивно-пилотажный самолет только другой схемы, а группа Леши Колесникова проектировала четырехместный туристический самолет. На пятом курсе группа Юры Алексеева, Сталинского стипендиата, проектировала также туристический самолет.

Моей группой руководил сам Неман. После лекций мы сразу же бежали в специально нам выделенные антресоли над актовым залом и приступали к «рисованию» нашего самолетика. Как правило, поздно вечером к нам приходил Иосиф Григорьевич, садился за чертежную доску и, смотря на нарисованное, начинал нас каждый раз хвалить. Но мало-помалу, поправляя то, что мы нарисовали за день, он постепенно стирал все это и предлагал затем попробовать посмотреть «вот такое еще решение». Следующий день мы корпели над этим решением. Вечером приходил Неман и все начиналось сначала и появлялся еще один вариант. Так мы вводились им в азы проектирования в течение месяца. Увидев, что мы, если еще и не «встали» на крыло, то по крайней мере уже «легли на крыло», он поручил нас своему сподвижнику по ХАИ-1 Арсону Льву Давидовичу, который только пришел к нам в институт с саратовского авиационного завода, где он проработал всю войну начальником конструкторского отдела завода. Сам Неман стал заходить к нам пореже.

Мы спроектировали наш самолетик, назвали его «Старт» и отправили как и все группы в Жюри конкурса в Москву. За месяц до начала занятий летом, живя у родителей во время каникул, получаю письмо от Немана. Он пишет, что мой проект занял первое место по классу спортивно-пилотажных самолетов и допущен ко второму этапу конкурса — разработке технического проекта. Он предлагал мне прервать каникулы и приехать в институт. Принято решение в институте образовать конструкторскую группу из числа дипломников и студентов пятого курса для разработки технического проекта нашего самолета. Мне необходимо было подготовить работу для всей этой группы в количестве 12 человек. Можно себе представить какой это вызвало у меня восторг. Первая же серьезная работа была признана и оценена. Я, конечно, с радостью бросил свой не очень веселый каникулярный отпуск и умчался в Харьков.

Самолету дали индекс ХАИ-12 и мы разрабатывали технический проект в течение двух семестров. Нам, пятикурсникам, засчитывались все курсовые задания, лабораторки и курсовые проекты, а дипломники по этим работам  защищали дипломные проекты. Но экзамены Неман у нас принимал, как будто бы ничего и не было. Меня, например, он гонял до седьмого пота по высотным характеристикам двигателей. Он знал, что эти вопросы мы с ним по «Старту» не обсуждали, поскольку этот самолет не проектировался для высотных полетов. И так с каждым, кто занимался этим внекурсовым проектированием.

Технический проект мы отправили в ЦК ДОСААФ, но этот самолет так и не построили так же, как и все остальные по этому конкурсу. По классу туристических самолетов первое место занял Сухой, по классу учебно-тренировочных самолетов первое место занял Яковлев. Нашим основным конкурентом по классу спортивно-пилотажных самолетов оказался заведующий кафедрой конструкции самолетов Казанского авиационного института. Он представил проект под своим собственным именем так же, как и Сухой, и Яковлев. А вот Неман, вложив столько труда в наш проект, даже и не попытался этого сделать. Все проекты от института ушли под студенческими именами. А в нашем проекте, конечно, идея во многом была отработана немановская, поэтому, очевидно, этот проект и занял первое место наряду с Сухим и Яковлевым по другим классам самолетов.

После отправки технического проекта, как я не просил Немана организовать изготовление этого самолета в учебных мастерских, которые начали возрождаться в институте в Померках, так и не смог ничего добиться. Он мне тогда откровенно сказал, что работает над докторской диссертацией и она у него на завершающей стадии. Но ему не суждено было защитить докторскую диссертацию. Вскоре он скоропостижно скончался. При посещении его лежащим дома тяжело больным, он с сожалением и, как бы извиняясь, сообщил мне, что пришел вызов на защиту диссертации, а я нахожусь в таком вот состоянии. И самолетик твой не построил и свою диссертацию не защитил. Я заехал к нему, возвращаясь из армии после моего увольнения из нее, после того как мне друзья написали, что Неман тяжело болен. Вскоре его не стало. Так и ушел преждевременно из жизни талантливейший человек. Ему жизнь сломала отсидка в «шарашке». Не будь ее — сколько бы мог сделать полезного и нужного этот человек.

ЯНТОВСКИЙ Евгений, 1-й факультет, 1951 г. выпуска  (Германия, Аахен)

ИЗ КНИГИ:  «ПАМЯТНЫЕ ГОДЫ (Записки неудачника)» /Электронный вариант http://www.zeitmop.de

АВИАЦИОННЫЙ ИНСТИТУТ

…Наиболее важной фигурой на самолетном факультете был профессор Иосиф Григорьевич Неман (1903-1952).

Его конструкторская карьера началась блестяще. Он создал еще до образования ХАИ новый пассажирский самолет, работая у Калинина, а затем в возрасте менее тридцати заведывал кафедрой в ХАИ и одновременно был Главным конструктором на ХАЗе. Выдающимся достижением было создание под руководством Немана самолета с убирающимся шасси (впервые то ли в Европе, то ли в мире). Известный профессор аэродинамик Лев Герасимович Лойцянский, специалист по пограничному слою, мне говорил: ну что стоят наши усилия по расчету погранслоя, мы увеличиваем скорость самолета на доли процента. А ваш харьковский конструктор  убрал шасси в полете и сразу добавил десятки процентов. Пассажирские самолеты Немана имели скорость истребителей того времени, их выпускали серийно, много сотен экземпляров.

Подробно работы Немана описал мой однокашник Евгений Кулага в интереснейшей книге «От самолетов к ракетам и космическим кораблям» (Москва, Воздушный транспорт. 2001) –  поэтому я опишу только личные контакты.

Несмотря на большие практические успехи, Немана не миновала горькая чаша конца тридцатых и он был за решеткой с 38 по 42 год. Там он работал, но без права выхода и без семьи. Эту помесь завода с тюрьмой в народе назвали «Шарашка». Его руководителем  там был сам Андрей Николаевич Туполев, а ближайшим сотрудником был его давний друг и почти ровесник Сергей Павлович Королев. После освобождения в 42-м Неман пару лет работал в КБ Мясищева и затем, чуть раньше моего поступления, вернулся в родной ХАИ на ту же должность зав. кафедрой конструкции самолетов.  Позже на эту кафедру вернулся один из первых выпускников ХАИ опытный конструктор Лев Давидович Арсон. На младших курсах я никаких контактов с Неманом не имел, но был рад, что он получил хорошую квартиру в Доме Специалистов, его балкон на пятом этаже был против нашего (на восьмом). Говорили, что директор института дал взятку коменданту Дома Специалистов сукном, полученным по ленд-лизу, чтобы Неману дать квартиру. Это пример формального преступления фактически бывшего героическим поступком директора с огромной пользой для института.

Неман был профессором, но не был доктором наук, т.е. не защищал докторской диссертации. Как это часто бывает в жизни активно работающих людей, у него были какие-то враги в московском институте Промсооружений, возражавшие против предложенной им формулы. Это блокировало защиту и доставляло ему немало огорчений. Разумеется, он давно уже заслужил докторскую степень.

 Если бы он работал у Туполева, то получил бы эту степень вместе с другими ведущими сотрудниками.  Они обратились к Туполеву с речью: Все развитие авиации в стране зависит от нас, но когда мы выступаем на совещаниях и конференциях мы никто, никаких степеней у нас нет и нас забивают доктора наук — преподаватели вузов, от которых на практике почти ничего не зависит.

Туполев звонит председателю ВАКа. Пересказывает эту речь и спрашивает что нужно, чтобы  присудить степень.

Тот отвечает — сдать кандидатский экзамен и представить опубликованные работы или доклады о работающих машинах, тогда можно рассматривать вопрос о кандидатской степени.

- Это что же за экзамен, что мы в бирюльки играем? Какую  без экзаменов можно дать степень

- Без экзаменов – только докторскую.

- Вот это разговор деловой.

Так у Туполева появилось двадцать докторов.

ДИПЛОМНЫЙ ПРОЕКТ

Учиться у Немана было очень интересно. Разумеется, научить словами конструированию самолетов невозможно. Но он учил нас логике выбора схем (он сам очень любил схему летающего крыла, т.е. бесхвостого самолета, хотя сам ее и не реализовал). У него были короткие и четкие формулировки: «завязывайте концы», это означало что надо особо следить за прочностью крайних элементов конструкции, с которых может начаться ее разрушение.

На экзаменах он задавал вопросы и уходил часа на два. Надо было ответ написать, позуясь любыми справочниками.

Для дипломного проекта он себе отобрал пять студентов и дал необычную тему: беспилотный перехватчик – самонаводящуюся ракету земля – воздух. В числе отобранных были Колесников, Кантор и я.

Наводящим устройством у меня была немецкая головка инфракрасного наведения, чувствовавшая тепло от выхлопной струи самолета – цели. Двое из отобранных дипломников, хорошо знавшие радиоуправление, занялись радионаведением. В мою задачу входило только дать общий вид крылатой ракеты и рассчитать траекторию и запас горючего. Я сразу нашел в литературе классическую задачу о кривой погони: заяц бежит прямо, собака  сбоку увидела и побежала, направленная в каждый момент точно на зайца. Предполагается, что заяц собаки не видит и продолжает бежать равномерно. Преследующая собака бежит по известной «кривой погони». Если она быстрее зайца, то через известное время может догнать.

Если бы у собаки был штурман, направляющий ее бег в точку перед зайцем на его прямом пути, то она догоняет быстрее. Эти задачи решались в литературе чисто кинематически, без учета требуемых сил.

В реальной погоне ракеты искривление траектории требовало от крыла все большую подъемную силу, много превышающую  вес и где-то возле цели она неизбежно должна была эту цель потерять. Требовалось, чтобы в этот момент ракета была внутри радиуса поражения, т.е. достаточно близко от цели.

Я сделал динамический расчет движения, траектория была с колебаниями и выражалась через функции Бесселя. Неман послал меня сделать доклад в Военно-Воздушной Академии в Москве, где были специалисты именно по этой теме. Доклад мой выслушали благосклонно, но ни одного слова критики  я не услышал, потому что уровень секретности слушателей был гораздо выше моего.

РАЗГОВОР С КОРОЛЕВЫМ

В мае 1951 г. после защиты проектов, но перед распределением на работу, Неман вызвал нас троих  (Янтовский Женя, Кантор Боря и Колесников Леша– уточнение Н. Олейник) , и сказал: поезжайте в Москву поговорить с Королевым, вот вам телефон, я ему звонил и он сказал пусть приедут. Тогда никто и даже мы не знали этого имени.

Его фирма находилась (да и сейчас находится) на станции Подлипки (теперь город Королев).

Родился Сергей Павлович в Житомире в 1906 г., сто лет назад. Через три года мать со вторым мужем перевезла его в Одессу. Он любил плавать и нырять. Когда снимали кинофильм «Мы из Кронштадта», где есть сцена расстрела с падением с высокого берега в море, Королев играл в массовке, падая в море.  Он закончил профтехшколу в 1921г. На выпускном вечере школы был концерт, где выступал пианист Слава Рихтер, из шестого класса. Сначала Королев учился в Киевском Политехническом на авиатехническом факультете, но уже в 1923 переехал в Москву учиться в МВТУ. Там тогда преподавали авиационные специальности профессор Н.Е.Жуковский (отец русской авмации) и его племянник Б.С.Стечкин. В начале тридцатых тогда же, когда успешно работал Неман, Королев организовал в Москве ГИРД – Группу Исследования Реактивного Движения. Этих энтузиастов называли Группа Инженеров Работающих Даром. Туда входили не только такая молодежь как С.П., но и люди постарше, инженеры Лангемак и Петропавловсий. Особенным энтузиастом был Фридрих Артурович Цандер. Королев сначала увлекался планерами, проектировал их, строил и летал на соревнованиях в Коктебеле, но ракеты их вытеснили из его мечты. Первый же успех, подъем ракеты Королева на 600 м привлек внимание маршала Тухачевского, ведавшего проблемами вооружения Красной Армии.

На базе ГИРД был создан РНИИ (Ракетный НИИ).

Но в 38 году Тухачевский был расстрелян и, как и многие его подопечные. Мне говорили знающие люди, что у Сталина был простой принцип: старше сорока – в расход, более молодых – в ГУЛАГ. Лангемак и Петропавловский были расстреляны, а Королев в 32 года – на свинцовые рудники. Мать узнала, что там больше года никто не выдерживает и просила М.М.Громова помочь спасти сына через наивысшие сферы. Громов помог и Королева направили в шарашку к Туполеву. После освобождения он снова вернулся к ракетам, а после войны в полковничьей военной форме работал в Германии, изучая большой немецкий опыт. Первая советская баллистическая ракета была копия Фау-2.

После испытаний первой атомной бомбы в 1949 г. стал перед властями практический вопрос о средствах доставки. В.М.Мясищев убедил Сталина, что предложенный им самолет без дозаправки сможет доставить груз до Америки. Через два года после их встречи самолет взлетел и был продемонстрирован на параде 1 Мая. В героической почти круглосуточной работе конструкторов немалую часть выполнили мои однокашники Кулага, Марченко, Юрьев, Пилипенко, Кошелев… кого-то забыл.

Но и баллистическая ракета вступила в конкуренцию и выиграла ее, благодаря Королеву.

Разумеется, ничего этого мы не знали, ступив на территорию завода в Подлипках. К нам выслали провожатого и мы шли по обычному заводу. Посреди дороги мы услышали из-за стены рев ракетного двигателя, мы уже тогда поняли, что это не авиационный двигатель – тон был другой.

Войдя в большой кабинет на четвертом этаже обычного конторского здания, мы увидели за столом человека плотного телосложения, темноволосого и я бы даже сказал цыганского типа.

Он усадил нас перед собой и сказал, что  рекомендовавший нас Неман  — это его друг

 « Я, когда летал в Крым на соревнования, всегда садился в Харькове чтобы с Иосифом поговорить. Он дал вам актуальную тему для диплома. Над Пхеньяном пролетает пять тысяч бомбардировщиков в час. С ними справиться могут, пожалуй, только беспилотные перехватчики.

Так вы хотите у меня работать? А где вы жить будете? Я вам квартиры не обещаю.»

Поскольку всем троим отвечать ему неудобно, поручено отвечать было мне. Я сказал, да вы нас возьмите, а квартиру мы где-нибудь снимать будем.

« А где, у тети? Ну если не старше тридцати, то это хорошо. Теперь вы мне скажите, только честно, вы пьете?» Я уже разбежался отрицать, да что Вы. Сергей Павлович. Никогда… но смотрел на него и затормозил в последний миг: По праздникам».

«Ну вот, вот. Я же тех, кто говорит, что не пьет, не беру. А направление ко мне вам от министерства дадут?»

« Мы не знаем.»

« Тогда я не смогу вас взять. Недавно наш учитель и патриарх Андрей Николаевич Туполев просил в министерстве дать ему группу всего 17 человек и ему не дали. А мне и подавно не дадут.»

 Тут я должен напомнить читателю, что разговор был задолго до первого спутника и полета Гагарина После этих событий вероятно он взять смог бы, но история не знает сослагательных форм. Когда мы говорили, он еще не был восстановлен в партии, а при восстановлении в 1953 г. голосование на бюро райкома было 8 – «з»а и 7 – «против». В 1954 г. его фирму чуть было не закрыли. Но когда в 1956 г. его ракета пролетела несколько тысяч километров, а в 57 г .был запущен первый в мире спутник, он победил скептиков полностью.

САВИН Вячеслав. 1-й факультет, 1987 г. выпуска (Украина, Харьков)

http://www.dmitray.narod.ru/hai1.htm

…К полудню 8 октября 1932 г. рабочие, инженеры, техники харьковского авиазавода, студенты авиационного института потянулись к стартовой площадке заводского аэродрома. Предстояло волнующее событие — первый полёт созданного при их участии нового пассажирского самолёта, обладающего скоростью почти вдвое большей, чем строящийся серийно К-5.
Лётчик-испытатель Б.Н. Кудрин и главный конструктор И.Г. Неман заняли места в машине. Как положено — пробные пробежки и взлёт. Под восторженное «ура» самолёт сделал над аэродромом круг и приземлился у «Т».
— Всё хорошо, — улыбаясь, сказал Кудрин конструктору, — хоть сейчас бери пассажиров!
Начались будни испытаний новой машины. В январе 1933 г. решили проверить главную, отличительную новинку самолёта — впервые на пассажирской машине не только в СССР, но и в Европе полностью убираемое в полёте шасси. Хотя при опробовании на земле на «козелках» система работала надёжно, главный конструктор, в тайне от лётчика, взял с собой «французский» ключ и долото: вдруг в воздухе механизм выпуска откажет. Аварийный инструмент не понадобился.
Едва шасси убралось в крыло, стрелка указателя скорости прыгнула вверх. Проверяя свое впечатление о приближении к расчётной максимальной скорости, лётчик провёл машину над «мерным» километром. Хронометры и секундомеры наземных контролёров зафиксировали 292 км/ч. Больше, чем у на ходившихся на вооружении истребителей! Построенный по заданию и на средства Центрального Совета Осоавиахима, ХАИ-1 ознаменовал собой определенный шаг в советском самолётостроении, в развитии конструкторского творчества.

ОТ ЗАДУМКИ ДО РАБОЧЕГО ПРОЕКТА

Инициатором решения проблем скоростной авиации в Харьковском авиационном институте стала кафедра самолётостроения, возглавляемая И.Г. Неманом. О нём А.Н. Туполев позже писал: «Он был одним из достойнейших представителей группы талантливых молодых инженеров — творцов замечательных самолётов советской авиации».
Молодой руководитель кафедры, смело внедряя прогрессивные методы в учебный процесс, стремился объединить теоретическую подготовку студентов с конструкторской практикой. Одну из очередных лекций в мае 1931 г. Иосиф Григорьевич закончил необычным вопросом:
— Кто из присутствующих студентов желает построить настоящий самолёт?
Охотников оказалось много. Привлекала перспектива проверить и применить свои знания на практике. Задание спроектировать и построить шести местный пассажирский самолёт сформулировал шеф института — Центральный Совет Осоавиахима Украины. Срок сдачи проекта установили предельно короткий — меньше года — февраль 1932 г.
Начиная работу, И.Г. Неман предупредил студентов, что в будущей машине надо воплотить всё новое, прогрессивное, что к началу тридцатых годов знала отечественная и зарубежная авиационная наука. После всестороннего анализа известных машин, консультаций с видными учёными, с лучшими преподавателями института сложился облик самолёта. Это — одномоторный моноплан со свободнонесущим крылом, фюзеляж — сигарообразный, обшивка гладкая, работающая, шасси — убираемое, двигатель в кольце Тауненда, основной материал — дерево.
Перед началом практической разработки самолёта у руководства института возникли сомнения, реальна ли новая схема, справится ли молодёжь с решением предстоящих задач, не лучше ли использовать уже проверенные компоновки. Чтобы рассеять опасения, Неман создал две конструкторские студенческие бригады: одна, во главе с дипломником Л. Арсоном, вела разработку самолёта ХАИ-1 с учётом всех задуманных новинок. Другая, возглавляемая его однокурсником А. Ерёменко, проектировала самолёт ХАИ-2 по общепринятой схеме с неубираемым шасси.
К февралю 1932 года проекты самолётов — ХАИ-1 и ХАИ-2 — были закончены. Оба признаны добротными. Но при их анализе, проведённой комиссией видных специалистов, стало ясно, что ХАИ-1 с убирающимся шасси будет иметь неоспоримые преимущества в скорости и экономичности перевозок. Комиссия приняла решение строить самолёт — по проекту первой бригады. Рабочие чертежи поручили выполнить студентам последних курсов института. Центральный Совет Осоавиахима взял на себя финансирование строительства опытной машины, выделив 70 тыс. рублей.
В марте 1932 г. чертежи пошли в цеха Харьковского завода, коллектив которого, в частности главный конструктор К.А. Калинин, всемерно поддерживал молодых самолётостроителей. В заводских лабораториях провели статические испытания основных узлов и агрегатов будущей машины.

ОТ ПРОЕКТА ДО ОПЫТНОГО ОБРАЗЦА

Комсомольцы завода и института взяли шефство над ХАИ-1. Их призыв построить самолёт быстро и качественно поддержали многие рабочие и инженеры предприятия. Технический директор завода Б. Лисунов, начальник сборочного цеха Л. Цехановский, мас тера А. Семёнов и И. Лукашенко, бригадиры П. Штепенко и М. Ласс, рабочие Н. Леонов, И. Щетина и другие вносили предложения, как быстрее и лучше изготовить наиболее сложные узлы, и часто сами воплощали их в жизнь. По инициативе мастера Винярского, выклейку обшивки из шпона производили на самом фюзеляже, собранном заранее на специальном шаблоне. При этом методе, впервые примененном в практике отечественного самолётостроения, сборочный цикл был сокращён вдвое. Подобные предложения обеспечили постройку самолёта в короткий срок — за сто восемьдесят дней!
На основе положительных результатов первого этапа заводских испытаний Главное управление авиационной промышленности приняло решение начать подготовку к серийному производству ХАИ-1 и разрешило группе его разработчиков прилететь на опытной машине в Москву. Полёт состоялся 17 февраля 1933 г. Он был выполнен в рекордное для пассажирских машин тех лет время — за 2 ч 54 минуты.
В течение марта-июня 1933 г. лётчики И.Ф. Петров и П.И. Стефановский провели весь комплекс государственных испытаний машины ХАИ-1. В своём отчёте они записали: «Необходима немедленная серийная постройка самолёта. Рекомендовать Главному управлению ГВФ самолёт ХАИ-1 как основной тип».
За создание ХАИ-1 И.Г. Неман был награжден орденом Красной Звезды.

В ВОЗДУХЕ СЕРИЙНЫЕ

Серийный выпуск ХАИ-1 был поручен горьковскому заводу. Для помощи его коллективу выехала группа во главе с Неманом. Исходя из опыта постройки и испытаний первого образца, она многое сделала для дальнейшего улучшения машины. На головном самолёте первой серии был изменён подъёмник шасси, что позволило уменьшить усилия при вращении рукоятки, а главное — повысить надёжность выпуска и уборки колёс. Сами колёса заменили более лёгкими тормозными с двумя боковыми амортизационными стойками. Увеличив несколько площадь руля направления, конструкторы улучшили и облегчили управление машиной. В пассажирской кабине добавили ещё два окна, их стало пять с каждой стороны салона. Мягкая фетровая обивка снизила в нём уровень шума. Была улучшена вентиляция кабины, несколько увеличен объём грузового отсека. Вес головного образца в целом удалось снизить на 125 кг по сравнению с опытным. На заводских испытаниях лётчик Т.С. Жуков летал на этой машине со скоростью 319 км/ч.
Вторая серия ХАИ-1 строилась на киевском авиазаводе. В ноябре 1934 г. лётчик-испытатель В.Г. Мареев выполнил полёт на головной серийной машине этого завода. В апреле 1935 г. лётчик Аэрофлота А. Григорьев рейсом Москва—Киев начал эксплуатационные испытания самолёта. Он был признан лучшим в Аэрофлоте по скорости, грузоподъёмности и экономичности. Регулярные полёты на ХАИ-1 открылись в начале 1936 г. на линии Москва—Симферополь.
В процессе интенсивной эксплуатации выявились некоторые конструктивные и производственные недостатки машины. При взлёте с харьковского аэродрома оторвалась правая консоль. Через несколько месяцев на другом самолёте при посадке подломилась правая стойка шасси. Для устранения дефектов на заводе организовали опытно-конструкторский отдел (ОКО), который возглавил ученик Н.Н. Поликарпова опытный конструктор В.К. Таиров. По его предложению были усилены некоторые узлы самолёта, в том числе узел крепления консолей и замки шасси. Доработки повлекли за собой увеличение веса конструкции, что заставило уменьшить количество пассажиров с шести до пяти.
Испытания доработанного самолёта подтвердили эффективность принятых мер. Пилоты С. Табаровский и Р. Капрэлян выполнили по 40 посадок в различных условиях. Никаких поломок и отказов не было, и киевский завод возобновил серийное производство ХАИ-1. Дополнительную проверку машина прошла в длительных технических перелётах. 3 сентября 1937 г. на маршруте Тамбов—Ростов—Баку—Тбилиси—Ростов—Москва экипаж С. Табаровского первый этап пути в 2375 км выполнил за 9 лётных часов со средней скоростью 264 км/ч.
Авиазаводы построили более сорока ХАИ-1 различных модификаций. Они использовались для пассажирских и почтово-грузовых перевозок на линиях Москва—Харьков, Москва—Минводы, Ростов—Краснодар и других до конца 1940 года.
По заданию ВВС на базе пассажирского самолёта был создан учебно-тренировочный бомбардировщик ХАИ-3 (ХАИ-1ВВ). При том же взлётном весе на машине установили два пулемета ШКАС: один в консоли правого полукрыла и второй в фюзеляже у лётчика-наблюдателя для защиты от атак сзади. В фюзеляже разместили бомбоотсек на 200 кг бомб и прицел ОПБ-1. В перегрузочном варианте (при взлётном весе 3789 кг) ХАИ-3 мог брать до 400 кг бомб, фотоустановку АФА-13 и радиостанцию.
На опытном ХАИ-1 устанавливался 9-цилиндровый звездообразный двигатель воздушного охлаждения Бристоль Юпитер-VI мощностью 480 л.с. На серийных машинах — отечественный мотор М-22 такой же мощности. Винт двухлопастный, регулируемый на земле — первоначально деревянный диаметром 2,83 м, а затем металлический диаметром 2,75 м. Пассажирская кабина на шесть человек. Её ширина 1,42 м, высота 1,8 м.

ТЕХНИЧЕСКИЕ И ЛЁТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ХАИ-1

ИЗ  ВИКИПЕДИИ

В 1933 году газета «Известия» под заголовком «Первое место в Европе» опубликовала рапорт самолётостроителей ХАИ Сталину.

 В нём говорилось, что:

«…самолёт ХАИ-1 с убирающимся в полёте шасси при испытаниях дал скорость 290 км/ч.

Этим самым советская авиация заняла

первое место в Европе

 и второе — в мире».

P.S. Макс Розенфельд — известный харьковский искусствовед, преподаватель, архитектор, автор многочисленных оригинальных экскурсий по улицам Харькова.

БАРАБУЛЬКА

Идея построить подводную лодку пришла ко мне, когда я учился еще в Харьковском авиационном институте. Получилось, что авиация и подводные лодки шли рядом. Студенческие годы всегда интересны. Еще перед поступлением в институт, я увлекся подводным плаванием и занимался в морском клубе на курсах спортсменов -подводников (такое было название). После окончания этих курсов закончил еще и курсы инструкторов подводного спорта.

Поступив в институт в 1963 г., влился в коллектив секции подводного плавания. Там были студенты и сотрудники, работающие в институте. Это было время, когда после работы в мастерских различных кафедр включались станки и увлеченные люди изготавливали акваланги, фотобоксы и пр. Интересное время было. Повальное увлечение подводным спортом. Фильмы Кусто. Авиация делилась с подводниками баллонами, редукторами, гофрированными трубками и самое главное   компрессорами.

В середине 1964 года в журнале Техника молодежи 7 была опубликована статья «От акваланга к спортивной подводной лодке». Авторы предлагали всем, кого увлекает эта идея, включиться в работу по созданию спортивной подводной лодки. В статье описывался проект одноместной лодки «Русалка». Проект делали люди, не имеющие навыков проектирования. Но это, как не удивительно, не отталкивало, а наоборот, захотелось попробовать свои силы. Это был первый толчок.

Одно время (на старших курсах) я подрабатывал на полставки на кафедре конструкций самолетов. Там была научная тема по испытаниям моделей самолетов не в аэродинамической трубе, а в свободной атмосфере, чтобы устранить влияние завихрений, возникающих при измерениях в трубе. Изготавливалась модель с размахом крыла 3 метра, обвешивалась датчиками, устанавливалось радиоуправление и запускалась в воздух, сначала с помощью резиновых тяг, как старые планера. Потом к фюзеляжу присоединили пороховой ускоритель от геофизической ракеты. А посадка предполагалась на воду. Зимой мы делали модели, датчики, а весной и летом — экспедиции по окрестностям Харькова. А поскольку для мягкости посадки модели было решено не приземлять, а приводнять, то моей задачей был поиск и подъем приводнившейся модели.
Вот в это время я увидел в журнале «Наука и жизнь» маленькую заметку про немецкого профессора, построившего маленькую одноместную подводную лодку. На фотографии эта лодка находилась на верхнем багажнике легковушки. Корпус лодки представлял собой сигару, над ней возвышалась рубка, которая заканчивалась прозрачным колпаком. Корпус лодки очень напомнил мне что-то знакомое.
На нашей кафедре существует зал конструкций летательных аппаратов, где студенты изучают конструкцию самолетов, там есть и целиком самолеты, есть отдельно крылья различных типов и еще очень много всего. Но это как музей. А у каждого музея есть запасники. Я вспомнил, что в ангаре кафедры видел несколько подвесных баков для Миг-15. Длиной три метра, эти баки были идеальной аэродинамической формы с горизонтальными стабилизаторами. При диаметре 500 мм. в нем легко можно было разместить человека. После недолгих переговоров, два бака уплыли в подвал секции подводников.
Лекции по конструированию летательных аппаратов начал сочетать с конструированием подводной лодки. Первоначально была идея сохранить форму бака и человека разместить внутри, горизонтально, а иллюминатор расположить впереди. Своей идеей заразил одного из младших товарищей — Грибкова Виктора. После этого, все больше разговоров было о двухместном варианте. Собрали небольшой стапель, на котором из двух баков собрали катамаран, и решили остановиться на сидячей позе пилотов (как у немца). Подвесные баки изготовлены из фибры (спрессованная бумага) толщиной около 7 мм. Ее прочность показалась нам маловатой было решено уравнивать давление в кабине с давлением забортным.

Затем в постройке наступил перерыв. В это время, я закончил 5 курс института, на носу диплом и вдруг в «Технике молодежи» нахожу статью о летающей подводной лодке (вернее легкий самолет, который мог сесть на воду, погрузиться затем всплыть и взлететь), сделанной одним американцем-любителем и показанном на всемирной выставке. И приходит шальная мысль: взять темой диплома подобный самолет — это же, наверное, будет очень интересно.

Но жизнь рассудила иначе. Наступило лето и один из друзей, который уже окончил институт, попросил помочь подготовить его самодельный самолет к испытаниям. Нужно было спешить, потому что скоро в ХАИ должна была приехать съемочная группа для съемки фильма ИКАР-68 о самодельных самолетах. Самолет строился дома в частном секторе, по нему защищались курсовые и дипломный проект. Целый месяц возились с самолетом, затем неделя испытаний и съемок. Параллельно шли полеты самолета студенческого КБ  -  ХАИ-20. Команды «ОТ ВИНТА», запуск мотора за винт, рев моторов, запах касторки (присадка к топливу) — это все до сих пор осталось в памяти.

В сентябре мы вернулись в Харьков, где меня поджидал сюрприз. В студенческое КБ института обратилась группа энтузиастов с просьбой поделиться чертежами самолета, потому что им очень охота построить самолет, и у них даже двигатель есть. Из КБ ребят отфутболили к моему приятелю, построившему самолет, а у того своих проблем немало — самолет летал неважно, не хватало мощности двигателя. Вот он и уговорил меня изменить тему диплома с теоретической — подводного самолета на реальный проект реального самолета, который будет тотчас же построен.

После месяца проведенного на аэродроме меня можно понять. Поэзия. А дальше проза. Спроектировал учебный биплан с посадочной скоростью 40 км/час, защитил диплом на отлично, но у группы энтузиастов пропал энтузиазм, кто женился, другие ушли в армию. А я распределился на ХАЗ, в отдел главного конструктора.

Работа конструктора в серийном КБ показалось малоинтересной. После работы тянуло в подвал ХАИ. Время шло быстро, а работа продвигалась медленно. И для ускорения постройки было принято решение делать одноместный вариант. Сделали в баке вырез для кабины (то есть рубки), нет все-таки кабины. Привлек в нашу команду еще одного человека, молодого рабочего завода   слесаря-сборщика Шелеста Геннадия. С его помощью изготовили и установили в одном баке две герметичные перегородки, одну впереди и одну сзади. Перегородки имели съемные герметичные люки и отделяли кабину от балластных отсеков.
На авиационном заводе тогда была сильная секция подводников. Руководителем секции на заводе был Волков Вячеслав, это его общественная работа, а на основной — руководитель заводской киностудии. В институте, мы со Славой учились в одно время, хотя он был и постарше. Я на дневном, а он на вечернем. Часто встречались на соревнованиях по подводному спорту. В кино его привели подводные погружения. Увидев подводные красоты   захотелось поделиться ими с друзьями.
В подводной секции ХАЗа по вечерам тоже кипела работа   строили катера для поездки на Белое море, портативный компрессор. Слава конструировал бокс для кинокамеры КОНВАС. Узнав о нашей затее он предложил перенести (т.е. перевезти) ее на завод. Что и было сделано. В подводной секции завода занимались ребята из разных цехов, разных профессий. Это сильно расширяло наши возможности. Лодка стала общим делом, это не значит, что все занимались лодкой, а что нигде и ни в чем не было отказа. Да и связи Волкова делали свое дело. Руководило нами огромное желание своими руками………….
Для увеличения обзора остекление кабины изготовили из одного листа оргстекла толщиной 10 мм. Задняя стенка из дюралюминия толщиной 6 мм с небольшим иллюминатором. С помощью четырех хомутов к корпусу прикрепили основание для размещения твердого балласта. Для управления лодкой впереди установили два руля глубины. На случай разгерметизации аккумуляторы помещены в отдельный герметичный кожух и размещались в кабине, в передней части. Электродвигатель поместили в герметичный корпус с планетарным редуктором, и тоже сделали поворотным.
Весной 1972 года на озере Лозовеньки возле Харькова мы провели первое плавание (в основном это проверка герметичности и подбор балласта) без погружения. А в августе был организован лагерь на Тарханкуте, где и были проведены испытания лодки, которая получила название «БАРАБУЛЬКА».





Одновременно Волков начал снимать фильм об этих испытаниях -
«Попытка» https://youtu.be/tfBddDScMoE

В город Петропавловск, областной центр Североказахстанской области, распределились на Петропавловский завод тяжелого машиностроения (ПЗТМ) 22 человека, в т.ч. и я, и часть «мотористов».
Фартушный Семен, Дёмин Юрий, Атанов Геннадий, Шевченко Виталий, Терновой Анатолий и другие «самолётчики.»
Из «мотористов» помню Асташева Алексея и Медведева Валерия. Агитировал нас при распределении нач. отдела кадров ПЗТМ – Максимов. Напустил «туману» о перспективе роста молодых специалистов по служебной лестнице, т.к. завод новый и строится для выпуска ракетной техники, о том, что все приехавшие тут же заселяются в общежитие, а женатые в течение полугода получают квартиры. В основном всё так и было.
Приехали мы в город ранней весной – 13 апреля, даже в Харькове ещё дотаивали остатки снега, а в Петропавловске уже были в основном лужи. Когда мы вышли на привокзальную площадь (поезд приходил ночью), то первое, что увидели – огромная лужа, как в Миргороде у Гоголя, освещённая фонарями на столбах, установленных по периметру. Общежитие, куда мы направлялись и где жили ранее приехавшие однокашники (были и такие, кто там – на ПЗТМе делали и защищали диплом), размещалось на улице Новая, 144. Мы сели в автобус и по наводке попутчиков вышли на остановке, где недалеко параллельно шла улица Новая. Оказалось, что выйти в своей обуви на эту улицу мы не можем, т.к. асфальт только на той улице, по которой мы ехали, а вокруг грязь и лужи, а уже темно (разница с московским временем – 3 часа), в переулках фонари где-то далеко и номеров домов не видно. Тем же автобусом на обратном пути (он был последним) мы вернулись на вокзал, где и провели ночь без сна и в раздумьях. На следующий день первым автобусом мы доехали до той же остановки и ещё 2 км по ледку, кочкам и подмёрзшим остаткам сугробов добирались до общежития. Наши друзья еще спали, но встреча была тёплой. Там я узнал, что оказывается казахи, едят конину – Великохатные угощали нас тушёной кониной, выпускаемой Петропавловским мясокомбинатом.
Великохатный Игорь вместе с женой Ольгой /бывшая работница радиозавода им. Шевченко, поженились в Харькове/, приехали в Петропавловск, как нам предписано было, к 1-му апреля. Их поселили в общежитие в отдельной комнате. Ну, а мы – я, Дёмин Юрий и Воронин Николай после получения дипломов договорились встретиться после побывки дома 11 апреля в Харькове и вместе поездом Харьков – Владивосток ехать в Петропавловск. Поэтому мы и пришли к Игорю и Оле после бессонной ночи и голодные в надежде прояснить ситуацию и слегка подкрепиться. Тогда я впервые попробовал тушёнку из конины – оказалось, по вкусу обыкновенное мясо, а у местных – деликатес.

Сизенко Владимир, Фортушный Семен

Меня, Дёмина Юрия и Воронина Николая поселили временно в одну из комнат трехкомнатной квартиры пятиэтажного жилого заводского дома. В нём проживало, в основном, всё руководство ПЗТМ, а располагался он на центральной улице им. Ленина (сейчас ул. Конституции). На 1 этаже – гастроном, рядом кинотеатр «Ударник», областная больница, главпочтамт, телецентр и т. д. Вроде всё хорошо, но «убивала» архитектура города: дома в основном — частный сектор. Вода – в колонках, удобства – во дворе, отопление – печное или небольшие котельные, ливневой канализации нет. Мы, конечно, поморщились, когда услышали на центральной улице пение петухов и увидели, как за забор дома вынесли козлы и мужики начали пилить дрова.

Удручающее впечатление произвёл и завод — выгороженная столбами с колючей проволокой большая территория с двумя производственными корпусами и маленьким административным зданием. И всё это в поле за городом, вдали видна громадина ТЭЦ, а слева — лес. Мы поняли, что это не то, о чём мы мечтали, но деваться некуда, три года отработаем…
Все хаевцы при собеседовании сказали, что они хотят работать в отделе главного конструктора, а я и Чернышов Виктор решили стать технологами /на меня влияние оказали лекции преподавателя по технологии самолётостроения летательных аппаратов, к сожалению, фамилию его я уже не помню/.
В отделе кадров нас приняли на работу в разные отделы согласно нашим пожеланиям.
Я попал в бюро сборки, т.к. считал себя уже, до некоторой степени, подготовленным на тех практиках, которые мы прошли. На следующий день меня вызвал нач. отдела и предложил, поскольку сборочных работ в ближайшее время не предвиделось, поработать временно в бюро мехобработки на разработке простейших технологических процессов. Так я начал осваивать «смежную» специальность. Потом была балансировка /статическая/ маховиков, предназначенных для стабилизации приборного отсека метеорологической ракеты. Завод начал осваивать производство ракетной техники с метеоракет, основные специалисты имели специальность «технология машиностроения, станки и инструмент», о балансировке ни у кого понятия не было. Вот зам. главного технолога и решил поручить это мне, как «профильному» специалисту (в дипломе специальность – летательные аппараты). Я, конечно, начал с библиотеки, чтобы понять, что это такое и какие есть методики этой самой балансировки. В конечном итоге всё получилось, в цехе мне выделили рабочее место и на первую партию ракет маховики балансировал сам. Потом написал техпроцесс и обучил рабочего. В этом же цехе располагалась лаборатория автономных испытаний, где работала моя будущая жена.
Набрав выпускников ВУЗов под перспективу развития, завод столкнулся с проблемой их загрузки. Те, кто был в ОГТ /отдел главного технолога/, были востребованы и на отсутствие работы не жаловались. Ну, а «конструктора» требовали работу чётко по специальности и, зная, что их уволить так просто нельзя, настаивали на увольнении по причине невозможности обеспечить работой по специальности. Некоторые «отчаянные» в рабочее время начали играть в настольный теннис или откровенно демонстрировать безделье на глазах у руководства завода. Некоторые громогласно заявляли своё недовольство установленным окладом и по этой причине отказывались ходить на завод или вообще что-либо делать. Неоднократно проходили собрания совета молодых специалистов с участием главного конструктора и руководства завода, на которых давались объяснения отсутствия нужной работы /постановлением правительства была прекращена подготовка производства одного из новых изделий/ и предлагался перевод на завод минсудпрома, где шла подготовка производства и серийно выпускались образцы ВТ для ВМФ. Естественно, предложение было отвергнуто как не соответствующее …,» не для того мы 5 с половиной лет грызли гранит наук, чтобы теперь начинать всё с начала». В конечном итоге тем, кто обвинял заводчан в бездарном управлении, главный инженер предложил «порулить» самим, а тем, кто был недоволен зарплатой – поработать мастерами. Так был найден компромисс. Дёмин Юрий стал начальником цеха, Воронин Николай контрольным мастером /с ними я приехал в Петропавловск — оба «самолётчики»/, а Асташев Алексей – заместителем начальника цеха по производству /он моторист и до ПЗТМа я его не знал/. К моменту нашего приезда на завод, было прекращено изготовление зернопогрузчика АПП-125 и аэродромно-складской тележки. Благодаря последней был внедрён принцип «бездефектного изготовления продукции и сдачи её ОТК и заказчику с первого предъявления», а также работы с военной приёмкой. Изготовление метеоракеты Д-75МГ для меня прошло, практически, без проблем, чего нельзя сказать о нём в целом из-за конструктивных дефектов. Испытания первой партии показало, что раскрытие и увод створок носового обтекателя /под действием инерционных сил/ происходит не на программной высоте, а сразу же после выхода из пусковой установки. Вследствие чего «научная аппаратура» «изучала» не верхние слои атмосферы, а атмосферу у поверхности земли. А для этих целей ракета вовсе не нужна. «Исправить ситуацию» было предложено и разработчику ракеты, и заводскому КБ. По результатам испытаний был принят к производству заводской вариант. В разработке механизма раскрытия створок, по моим данным, принимали участие Фартушный Семён, Шкарупин Владимир, Шевченко Виталий и Крикунов Виктор, но в патенте, оформленном КБ разработчика ракеты, этих фамилий не было…
Изготовление корпуса двигательной установки /РДТТ/ было сопряжено с определёнными трудностями. После сварки и отжига кольцевых швов каждый корпус укладывался в специальную укупорку и отправлялся на упрочняющую термообработку в Екатеринбург /в то время Свердловск/ на Уралмаш, где был шахтно-закалочный агрегат, позволявший производить термообработку нашего корпуса/ труба из тонкостенных обечаек длиной 6 метров и диаметром 0,45м/ без искажения геометрической формы. После возвращения на завод производилась механическая обработка и операции в соответствие с технологическим процессом. Поэтому изготовление этой метеоракеты всегда было авральным, месячный план надо было выполнять независимо от любых уважительных причин. Заводское КБ провело модернизацию корпуса двигательной установки. Шестиметровую трубу разделили на три секции по два метра. На конце каждой секции приваривался шпангоут из стали, допускающей проведение сварки после упрочняющей термообработки. Это позволило производить изготовление без привлечения смежников и сократить цикл изготовления.
Был ещё один случай на острове Хейса, связанный с невозможностью запуска одной из ракет. В нарушение принципа взаимозаменяемости в этой ракете специальная упорная резьба для крепления соплового блока была «НАРЕЗАНА» бОльшего диаметра, чем предусмотрено по чертежу. Соответственно сопловой блок был изготовлен с такой же стыковочной резьбой, увеличенной по наружному диаметру. На заводе всё это было оформлено карточкой разрешения, о чём была сделана запись в сопроводительной документации. Со слов Николая Воронина, на технической позиции перепутали сопловые блоки и состыковали нормальный блок с корпусом двигателя с прослабленной резьбой. Ракета взлетела и отработала нормально. Ну, а блок с резьбой большего диаметра не смогли состыковать ни с одним корпусом двигателя. Хотели предъявить рекламацию заводу, но удерживало то, что все ракеты «приходили» на базу в собранном виде. После досконального изучения сопроводительной документации и выяснения причины невозможности сборки приняли решение доработать блок. На базе был токарный станок модели 163 и Николай Воронин произвёл на нём доработку. Всё состыковалось и «запустилось».
Ракеты МР-12 и МР-20 запускали также с исследовательского судна «Профессор Визе»/ или «Профессор Фёдоров» – уже не помню/. Там тоже был инцидент с одной из ракет на старте. После того, как «сработал» воспламенитель и началось горение порохового заряда, в двигателе резко возросло давление и произошла разгерметизация всего внутреннего объёма двигателя. Горение тут же прекратилось и старт не состоялся. Комиссия пришла к выводу, что не была закручена до упора гайка крепления к корпусу двигателя переднего днища, под действием давления в камере сгорания днище «сдвинулось» со своего места, что и привело к разгерметизации.
В Антарктиде на полярной станции «Восток» тоже запускали эти метеоракеты из ангара с откатной крышей. Ангар по заказу НИИ АРКТИКИ и АНТАРКТИКИ проектировал, изготавливал, испытывал и отгружал завод. Вместе с ангаром в Антарктиду уехал, и Великохатный Игорь для участия в монтаже ангара и всех работ с ракетами. Там особых «эксцессов» кроме климата не было.
Кроме перечисленных, ПЗТМ изготавливал метеоракету ММР-06. Отличительной особенностью ракеты было то, что её исследовательский блок, после достижения заданной высоты, отделялся и спускался на парашюте. Во время этого полёта производились соответствующие замеры.
Завод изготовил несколько макетов ракет и головных частей с приборным отсеком. Грузо-весовой макет ракеты ММР-06 был установлен и демонстрировался в павильоне Космос на ВДНХ.
Макет ракеты МР-20 установлены перед музеем Циолковского в Калуге и перед павильоном Геофизики на ВДНХ.
Разрезные макеты головной части и приборного отсека установлены в краеведческом музее в г. Обнинске.
За внедрение этой новой техники Сизенко Владимир и Великохатный Игорь награждены серебряными медалями ВДНХ.

Вот так выпускники ХАИ участвовали в освоении и производстве ракетной техники…
Великохатный Игорь закончил производственную деятельность на ПЗТМ в должности зам. главного инженера по окончательной сборке и испытаниям, Сизенко Владимир – главным технологом ракетного производства.

        Б  У Т И А Д А

 (написано к юбилею Бута Е.Н. 19.11.2001 г.)

«…Безостановочно от века и доныне

Спиралью жизнь идет к своей вершине

Виток к витку. Гляжу, а подо мной,

Всё тот же мир, да только я иной…»

                                                                                     О. Бондарь

Рассказывать весёлые легенды

Друзьям о друге – не великий грех

Так вспомним же великие моменты.

А очевидцы врут нахальней всех

                                         О’ Cooper

 1

Замолчите, критики

Старой школы, нуте — ка,

Поименно перечтём

Все приколы Бутика: 

Этой самой песни

Нету интересней.

Щас так громко пропою –

Перепонка треснет! 

Я припев произнесу,

Уши приоткройте

И с надрывом в голосу

Хором мне подпойте: 

Припев:

Тпрутики-друтики

Ехал Бут на прутике!

Бут не пил вина ни грамма,

Водку не употреблял,

Не давал проходу дамам

И желудком не страдал. 

Припев: 

Мотоцикл водил он смело,

За троих с устатку жрал.

В перерывах между делом

Бут студентов обучал. 

Припев: 

 2       

Шары все студенты ждут

С видом обречённым.

Если учит их Е. Бут –

Жди больших учёных. 

Восемь неберущихся

Интегралов Шуна

Взяли на экзамене

Трое полуумных. 

Им вдогонку глядя,

Кто-то с подозрением

Бросил, шутки ради,

«Их учил Евгений!?» 

Самый младший твердо

(Будет парень крут)

Всем ответил гордо:

«Сам Евгений Бут!» 

Припев:

Тпрутики-друтики

Ехал Бут на прутике!        

3 

Жизнь студенческа не мёд:

Клоп студента достаёт,

Холодно зимой в общаге,

Мамка денежек не шлёт. 

Но в ХАИ студенты стойки:

Летом рвут пупы на стройках.

Где за деньги, где за так,

Покрывая тот бардак,

Что в пределах всей страны

Создавали пердуны,

Заседавшие в Кремле

Ради «мира» на земле.

Вкалывал не Бога ради

Женька Бут в таком отряде,

Всех навылет задолбал –

Заплатили  … дяди! 

Припев: 

Мало денежкой разжиться,

Сумма-то огромна,

Надо крепко изловчиться –

Довезти до дома. 

Не хватает тать-бандит,

То, что издаля смердит

И имеет неприглядный

Мерзопакостнейший вид: 

В сумке распоганой,

Словно веник с…ый,

Бут народную казну

Вывез без изъяна. 

Припев:

Тпрутики-друтики

Ехал Бут на прутике! 

 4 

Кучерявый Гюльбекян,

Самый наглый из армян,

Бутом был обескуражен –

Так мы вышли на экран! 

Ка-Вэ-эНовская тема –

То особые слова,

И метода, и система,

И отдельная глава… 

Припев:

Тпрутики-друтики

Ехал Бут на прутике!              

 5 

…Конструктор Генеральный

В футболочке сидит,

Заказчик самый Главный –

Без формы – штатский вид.

Зам-замы в водолазках,

Пом-замы  в свитерах,

Но дело не в подвязках,

А в светлых головах.

И только возле сейфа

Серьёзный мужичок:

Рубашечка на змейке,

Неброский пиджачок. 

Техсовет проходит бурно:

Все по делу говорят –

Кто вопит, а кто культурно,

А кто просто невпопад.

А тот, что возле сейфа,

Молчание хранит,

Без сигареты шлейфа,

Суровый, как гранит. 

У ракеты компоновку

Обсуждали со сноровкой.

Вдруг в углу из-за комбайна

Тонкий голос голосит: 

– Это оченно печально,

«Карандаш» не полетит –

Он на первом вираже

С перегрузкой в двадцать «же»

В трёх местах сорвёт обшивку

И – ракета в неглиже.

Вот нагрузка, вот рычаг! 

Главный медленно зачах,

Начал краской наливаться

С агрессивностью в очах:

– И откуда это вдруг

Здесь прорезался говнюк,

Что порочит компоновку

И смущает умный слух? 

– Ша, Кузьмич, не налегай

И руками не махай, –

Говорит Заказчик Главный, –

А ты, парнишка, излагай. 

– Чтоб, как задано, летать,

Все объекты догонять,

Надо две больших тарелки

Ободочками склепать. 

Дабы всё не развалить,

Перегрузку победить,

Нужно пару сотен сопел

По периметру всадить! 

…Разговор, как крейсер в дрейфе,

Стал. И в полной тишине

Громко щелкнул ключик в сейфе,

В том, что спрятан был в стене. 

Некто в сером  пиджаке

Вышел с папкою в руке,

Той, что штирлицы добыли

В забугрянском далеке. 

Все молчали. В горле кол.

Выложил мужик на стол

Пачку чётких фотографий

И в сторонку отошёл. 

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ молча встал,

Он на фото распознал

Ту конструкцию, что парень

На доске нарисовал. 

И с улыбкою сакральной

Заявляет ГЕНЕРАЛЬНЫЙ:

– Сомневаться не резон,

И засранец тут не он.

Ты, Кузьмич, сдавай делишки

И пошел отсюда вон. 

Ну, так значит, посему

Главным быть теперь ему.

Мы встречаем по одёжке,

А оценка по уму! 

– Кто таков? Откуда тут? 

– Из ХАИ! Евгений Бут!

Так московским фраерам

Был урок предметный дан,

Так был Бутом расшифрован

Сверхсекретнейший «Спартан». 

Потому, как Бута ум

Выковал великий Шун!

Вынесет спокойно «блицкриг»

Тот, кого учил Углицкий!

Кланяйся ниже пояса

Ученикам Геронимуса!

Рассчитает балку, стенку

Тот, кого учил Бляшенко!
Слов не прячет по карманам

И любого вздрючит

Тот, кто добрым Либерманом

Лексике обучен! 

 6 

«Барабан упал на сцену,

Горе институту,

Потому как барабан

Падал вместе с Бутом!». 

«Если с нами Женя Бут –

Нас ни в жисть не об…ыграют !»

Это даже дети знают,

С этим лозунгом живут! 

Тем, кто становился невменяем

Или разводил под носом слизь,

Или был по жизни рас…гильдяем

Мы и по сю пору повторяем:

«Вот те пистолет и застрелись!» 

Сколько лет, а кажется минута.

Слишком быстро ходики идут.

КВН – не мыслится без Бута!

КВН – синоним слову Бут! 

Бут всегда, мы это знаем сами,

Делал всё с открытыми глазами,

А на фото? Тихо! Всё в порядке!

Так он лучше видит недостатки! 

Что такое обаянье Бута?

Вы спросите – что такое «свет»!

Кто с ним был года, а кто минуты…

А теплом его – всю жизнь согрет.  

Быль вспоминается мне всё острее,

Умные мысли, крутые затеи…

Только, отметим случай как есть,   

БУТУ сегодня только «ноль шесть».

Кто он таков?

Скажу прилюдно,

Ответ не нов:

Быть Умным Трудно!

А он сумел

Неоднократно

Себя преодолев, – понятно!

КВН-70. У микрофона Бут Евгений

КВН-70. Бут Евгений (слева)

КВН-70. Бут Евгений.

19.11.2001. Юбилей Е. Бута. Собралась команда КВН-70. Слева направо: Штительман Марина, Бондарь Олег, Гагауз Валерий, Артеменко Анатолий, Олейник Алексей, Мосьпан Влад, Олейник Наталия, жена Трифонова В., Трифонов Валерий (Купа).

Юбилей Бута Е. Слева направо: Олейник Алексей, Бут Евгений, Олейник Наталия.

19.11.2001г. Бут Евгений. Юбилей.

Когда поступал в ХАИ в 1957 г., у меня из-за аттестата проблемы были. Мол, буквы размытые. Пришлось рассказать, что он со мной в нагрудном кармане тонул…

Служить на линкор «Новороссийск» я пришел в 1954 году после учебного отряда. В 1955 г. был старшим комендором 4-й башни Главного калибра.
28 октября 1955 г. мы ходили на стрельбы в море. Успешно отстрелялись, вечером вернулись, стали на якорь. Я должен был заступать в арт-дозор – дежурить по артиллерийским погребам. Сменился, лег спать…

В час тридцать раздался глухой сильный удар. Всё затряслось, корабль подбросило (а ведь махина с девятиэтажный дом). Сразу пропал свет. Через какое-то время вспыхнул аварийный фонарь. Мы все в кубрике проснулись. А мой сосед Витька Гнусин закричал «Дневальный! Что случилось?»
Раздается сигнал тревоги. Мы сорвались и бегом по боевым постам. Никто ничего не объяснял, но всем было понятно – случилось что-то страшное. Мы заняли своё место по боевому расписанию в кормовой башне Главного калибра. Боевая готовность. Сидим, соображаем – как быть, чего делать? Может, война? Нам приказов никаких. Но отбоя тревоги нет. Сидим дальше. Слышим — на судне суета. Пробегают моряки, докладываю – взрыв в носу, очень много раненых и погибших, идёт борьба за живучесть. Мы сидим, с поста не уходим. Чувствуем, линкор садится носом. Затем крен пошел на борт правый, потом — на левый. Моряки, чьи посты затопило, стали собираться на корме. Приказа оставить корабль не поступает. Крен все сильнее – матросы держатся за леера. Корма высоко задралась. У меня был друг-дембель москвич Толя Карпов (он в ту ночь погиб), я ему говорю: Толь, что-то у меня как-то на душе неспокойно. Пойду в кубрик, возьму документы. А он мне: Да чего ты паникуешь! Тем временем, стоять на палубе становилось невозможным. Мы уже почти висели на ограждении правого борта. Несколько человек тихо и беззвучно проскользили вниз по палубе, противоположная сторона которой уже достигла воды. Наконец команда: «Прыгать за борт!» К этому моменту палуба приняла почти вертикальное положение, затем ее крутизна стала отрицательной: я висел на руках, цепляясь за ограждение, а подо мною ниже на 15 метров погружались в воду стволы пушек главного калибра третьей башни. Главная задача была так отделиться от ограждения, чтобы при падении попасть в воду, а не разбиться об эти стволы… Сейчас бы ни за какие деньги бы не прыгнул . Но в ту ночь пришлось… Удивительно, но мне удалось пролететь мимо стволов и благополучно войти в воду. И тут же громада линкора накрыла меня, как крышкой…
Руки и ноги машинально и бешено гребли. Вижу – в свете прожекторов (корабли эскадры осветили место катастрофы) — надо мной под днищем линкора каша барахтающихся людей. Все, кого накрыло. Что делать? Плыву дальше. Посмотрел, как в кино, всю свою небольшую жизни, успел со всеми проститься…
Кислород в легких закончился, я пошел на всплытие, не уверенный до конца, что увижу над собой ночное небо, а не упрусь головой в опрокинутую палубу. Когда я благополучно всплыл, то черное, обросшее ракушками днище линкора было от меня на расстоянии всего одного метра… Кругом в темной воде барахтались сотни людей. Многие не умели плавать, цеплялись друг за друга и целыми группами уходили под воду. Мне повезло второй раз – я сумел отплыть в сторону и меня подобрал баркас с крейсера «Фрунзе». Многих моряков рвало – наглотались морской воды с мазутом. Меня тоже пару раз вывернуло – воды-то выпил не литр, и не два… Подняли на палубу – и только тут я почувствовал дикий холод. Ночь, конец октября. Плюс нервы сдали – колотило так, не мог остановиться.
Ночь 29 октября 1955-го я считаю датой своего второго рождения…
По окончании ХАИ 50 лет проработал на конструкторско-испытательной работе во ФТИНТе АН УССР — испытывал узлы знаменитого «Лунохода».

P.S.КУШНАРЕНКО Александр, 3-й факультет, 1992 г. выпуска.
В ночь с 28 на 29 октября на рейде Севастополя произошла одна из самых страшных катастроф в истории советского Военно-морского флота. В 1 час 30 минут под флагманом Черноморского флота линейным кораблем «Новороссийск» прогремел взрыв. Сила его была такова, что огненный клинок пронзил насквозь весь корпус бронированного гиганта – а это 8 палуб, две из которых броневые — и, разворотив палубу, взметнулся выше мачт линкора. Часового, стоящего у носового флагштока выбросило в море на 150 метров. Грохот взрыва ощутили на всех кораблях эскадры, а самописцы Крымской сейсмостанции отчертили подземный толчок. Этот росчерк самописца – как последний удар сердца, последний вздох двух сотен моряков, погибших при взрыве. Удар пришелся в самую густонаселённую часть корабля, в кубрике, где в три ряда своих подвесных койках спали моряки… Сказать, что картина была страшная – ничего не сказать!

На борту линкора находилось 1576 человек экипажа. Плюс несколько сотен новобранцев. Через гигантскую пробоину (150 квадратных метров!) внутрь корабля хлынула холодная осеняя вода, быстро затопляя носовые отсеки. Матросы и офицеры на палубе слышали, как из огромной развороченной воронки неслись крики и мольбы о помощи, стонали раненые. На палубе в выброшенном со дна иле бились раненные, валялись части тел, страшным криком кричал матрос, намертво замотанный в толстую броню развороченной палубы. Вода бурлила и прибывала. Крики и стоны затихли. К линкору примчалось поднятое по тревоге командование Черноморского флота (6 адмиралов и командующий флотом вице-адмирал В. Пархоменко), подошли суда спасателей, прибыли аварийные партии с других кораблей эскадры. Казалось, что самое страшное уже позади… Но, увы…
Нос корабля все глубже и глубже уходил под воду. Командование Флота сыпало распоряжениями – но все они были или запоздалыми, или не выполнимыми, или (зачастую!) бестолковыми… Но пока начальство думало, как спасать корабль — внутри бронированного гиганта героически боролись с водой аварийные партии. Матросы в темноте, зачастую по горло в ледяной воде, конопатили щели, крепили переборки — но те не выдерживали давления поступающей воды и одна за другой сдавали. Не увенчалась успехом буксировка «Новороссийска» к берегу — его удерживали якоря, которые нельзя было выбрать, поскольку носовая часть глубоко ушла в воду. По приказу командования на юте выстроилось до тысячи моряков, не занятых борьбой за живучесть. Так они и стояли. Молча, рядами и шеренгами, держась за леера и друг за друга… А с берега за всей этой картиной наблюдали тысячи жителей Севастополя. Ночной взрыв разбудил весь город.
Линкор кренился все больше и больше. В 4 ч 15 мин корабль неожиданно повалился на борт и перевернулся. Огромная махина водоизмещением 29000 тонн и длиной почти 200 метров. Это произошло примерно в 130 метрах от берега… Наутро водолазы, спустившиеся к еще державшемуся на поверхности кораблю, услышали стуки: это просили о помощи те, кто до последнего оставался на боевых постах… Стуки из корабля затихли только через 72 часа. Из нескольких десятков (а может и сотен) заживо погребенных — спасти удалось девятерых. Но даже захлебываясь ледяной водой, перемешанной с мазутом, эти девятнадцатилетние мальчишки пели «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Эти голоса разносились над Севастопольским рейдом…
Такова трагическая история линкора «Новороссийск».
Для меня все началось в 1988 году с книги Н. Черкашина «Судеб морских таинственная вязь». Но я до сих пор поражаюсь точности этой фразы. Поражаюсь тому, какие неожиданные повороты дарит нам судьба. Вдруг оказалось, что отец моего друга был на линкоре в составе аварийной партии. По его рассказу в 2003-м студия ХАИ сняла документальный фильм «Моряк с крейсера «Кутузов». Фильм пошел в народ, и вот в ХАИ один за другим стали раздаваться телефонные звонки, пошли письма. Звонили и писали бывшие моряки и офицеры линкора, звонили вдовы, родственники и дети погибших. Одной из первых вышла на связь Ольга Васильевна Матусевич. Ее муж, капитан 3 ранга Е.М. Матусевич до последнего оставался на боевом посту и погиб с кораблём. Нам написали новороссийцы-харьковчане – А. Захарчук, А. Боголюбов, Н. Уваренко и др.

Каждый год в последнее воскресенье октября в 9 утра на Приморском бульваре Севастополя собираются выжившие участники тех событий. В 90-м году их было больше сотни, в 2013-м – меньше десятка. Время, увы, не щадит никого. Всё меньше очевидцев той трагедии, всё меньше и меньше людей на катере, который ровно в 10-00 отходит от Графской пристани и берёт курс на Госпитальную стенку — теперь Набережную моряков линкора «Новороссийск». В полной тишине на воду спускают венки, бросают букеты цветов. Волны несут их над тем местом, где в многометровой толще ила до сих пор торчат срезанные мачты линкора, в стальных рубках которых покоятся кости ребят с «Новороссийска», до последнего стоявших на боевых постах…
И каждый год в эту скорбную минуту памяти на волнах качается букет от ХАИ. Морякам от авиаторов. Потому что верность долгу для этих людей была сильнее смерти. Потому что среди моряков «Новороссийска» был наш хаёвец – Сергей Иванович Володин.

А перед Главным корпусом ХАИ (со стороны приёмной) вот уже полвека радуют глаз две раскидистые березы, посаженные в 1959 году моряком-«новороссийцем», студентом-самолетчиком Сергеем Володиным.

Будет ли когда-нибудь окончательно найден ответ на вопрос, что именно погубило «Новороссйск»? Вероятнее всего, уже нет. Если бы поднятый линкор наряду со специалистами, определявшими степень его дальнейшей пригодности, как следует осмотрели специалисты из компетентных органов и ведомств, они смогли бы отыскать в корабельных низах те или иные «следы» по сию пору неведомого «заряда». Но корабль быстро порезали на металл, и дело было закрыто.

P.P.P.S. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ!!!

В ХАИ я пошел за мечтой. К концу школы было понятно, что я по уши влюблен в авиацию и хочу стать авиационным конструктором.

   В 1990 году я без трудностей поступил на самолетостроительный факультет и начал учиться. Но начиналось то, что потом будет названо «темными девяностыми», и очень быстро стало понятно, что перспективы развиваться в авиации довольно туманны. Что делать было непонятно, но чувство тревоги нарастало.

К середине первого курса прошел слух о том, что создается новый «Инженерно-менеджерский» факультет и на него можно будет перевестись с самолетостроительного на второй курс. Особого энтузиазма по этому поводу я не испытывал, но два моих лучших друга твердо решили переходить на новый факультет, и с неохотой я согласился и тоже написал заявление на перевод. Процесс набора на новый факультет был совершенно непрозрачным и о том, что нас успешно перевели, мы узнали только перед самым первым сентября. Так мы попали на вновь созданный факультет и стали самым старшим курсом, из которого потом получился первый выпуск.

Интересно, что тогда из руководства факультета никто четко не мог представить, чему конкретно нас нужно учить, поэтому было принято очень полезное решение учить нас всему. Программа нашего обучение была разбита на четыре больших, не связанных между собой, направления: серьезная подготовка иностранному языку (первые два года у нас было по шесть пар  английского в неделю), компьютерные науки (программирование, базы данных, компьютерные сети), блок технических предметов, включая самолетостроение, ну и предметы, связанные с экономикой и менеджментом. Именно благодаря этому нам дали широкий набор знаний, который каждому пригодился по-своему и все смогли найти себя в самых разных сферах деятельности.

Забегая наперед, скажу, что знания всех четырех блоков мне сильно помогли на разных этапах моей карьеры.

Время учебы летело, учиться было интересно, но меня не покидало чувство беспокойства по поводу дальнейшего определением после института. На дворе стоял 93-й год с его гиперинфляцией, развалом экономики и полным непониманием кому могут пригодиться мои знания. На четвертом курсе у нас появился предмет «финансы», и он меня тут же захватил. Вел его совершенно очаровательный преподаватель Виктор Пантелеевич Шумов, который, рассказывая о финансах захватывающе, создавая ауру загадочности и таинственности, что влекло к этому предмету еще больше. Меня это очень заинтересовало, и я начал ходить в библиотеку Короленко, чтобы полистать немногие имеющиеся тогда книги о банках, а еще почитать журнал «КоммерсантЪ,» который рассказывал истории зарождающегося бизнеса. Росло убеждение, что я хочу работать в финансах, а именно в банке.

К 1994 году финансовый рынок в Харькове был представлен банками, биржами и страховыми компаниями. Биржи близились к своему закату, страховые компании занимались непонятно чем, оставались банки как наиболее солидные и респектабельные заведения. После четвертого курса нужно было пройти практику, и место для этой практики нужно было искать самому. Тогда институт в этом вопросе помочь не мог. Так как родственников и знакомых у меня в банковской сфере не было, нужно было решать вопрос самому. В каком-то учебном издании по деловому английскому языку было написано, как написать резюме и сопроводительное письмо к нему. Я позаимствовал оттуда структуру, составил свое коротенькое резюме и написал письмо, почему я очень хочу попасть в банк на стажировку и чем я могу быть полезен. Распечатал все это на матричном принтере в десяти экземплярах, запечатал в бумажные конверты и отправил по банкам Харькова, адреса которых нашел в рекламе. Потом через некоторое время отправил письма в еще десяток банков. На отправленные письма откликнулось три или четыре банка. В два или три меня пригласили на собеседование, а в одном (о счастье!) согласились взять меня на лето на стажировку. Понятно, что практика была бесплатной, но я был счастлив от того, что могу прикоснуться к таинственному миру финансов. Еще мне повезло, что за первый месяц практики мне удалось поработать в разных отделах банка и познакомиться изнутри с работой самых разных подразделений и получить целостное представление о работе банка. Этот опыт впоследствии оказался очень важным. Лето быстро пролетело за работой. В конце августа я съездил на две недели в Рыбачку, и нужно было возвращаться к учебе. Начинался пятый курс. Но я очень боялся, что, если я сейчас уйду на полтора года учиться, то обратно меня уже могут и не взять. Из этого родилось решение продолжить мою «практику» и в сентябре. Так как ни на какие деньги я не претендовал, а уже делал кое-какую работу, то меня согласились оставить, а через несколько месяцев предложили постоянное место.

Конечно, о занятиях в институте речь не могла идти. Единственное, раз в неделю я отпрашивался на полдня, чтобы посетить военку. За первый семестр пятого курса, кроме военки, я посетил половину пар лекций и два практических занятия. Естественно, это не могло не сказаться на сессии… Экзамены и зачеты я сдавал с одиннадцатью! хвостовками. Преподаватели с пониманием отнеслись к моему обстоятельству и из института меня не выгнали. Во втором семестре я был не таким безответственным и сдал свою последнюю сессию без особых трудностей.

После ХАИ я работал в банках, в металлургической компании, занимаясь финансами и международными проектами, сейчас работаю в компании, которая производит строительные металлоконструкции. Знания, которые я получил в ХАИ, дали серьезный фундамент, на который настраивался практический опыт и прикладные навыки. Своим профессиональным достижениям я во многом обязан этому фундаменту.

P.S. https://www.uscc.ua/ru/uscc/organy-upravleniya

ВЛАДИМИР НОСОВ
Генеральный директор, УКРСТАЛЬКОНСТРУКЦИЯ
Председатель Совета Директоров УЦСС
Карьера
2012 по настоящее время — Генеральный директор, УКРСТАЛЬКОНСТРУКЦИЯ
2011 — Руководитель проектов Группы управления проектов, Консорциум Индустриальная Группа
2011-2011 — Руководитель департамента инвестиционно-банковских услуг, Феникс капитал
2005-2011 — Заместитель директора, директор департамента управления международной инфраструктурой, Консорциум Индустриальная Группа
2000-2005 — Менеджер отдела финансового мониторинга и отчетности казначейства, начальник сектора расчета лимитов на рынках капиталов казначейства, начальник отдела риск-менеджмента казначейства, начальник отдела оценки рисков по операциям с банковскими учреждениями Главного управления риск-менеджмента, помощник Председателя Правления по стратегическому менеджменту, начальник аналитического управления, помощник Председателя Правления по стратегическому менеджменту, Акционерный коммерческий инновационный банк УКРСИББАНК
1996-2000 — экономист, начальник отдела в АКБ Меркурий

Образование и членство в ассоциациях
Харьковский авиационный институт
Специальность: «Экономика и управление в машиностроении», инженер-менеджер

P.P.S из ФБ
 ХАЕВЦЫ МОГУТ ВСЕ

Владимир Носов
У меня сломалась настольная лампа. Вернее, не выдержал узел, которым крепилась стойка лампы к струбцине и дальше к столу.
Правильным решением было бы просто выбросить поломанную лампу и купить новую. Но старая меня вполне устраивала — светила ярко своей светодиодной лампочкой, плюс — новую нужно искать, заказывать, ждать.
И решил я сделать сломанную деталь своими руками, используя технологии XXI века.
Оказалось все очень просто.
Снял размеры узла и сделал модель в программе 3D моделирования Autodesk Fusion 360 (пока бесплатна для стартапов и любителей). В этой программе можно выбрать материал, из которого будет изготовлена деталь, задать предполагаемые нагрузки и проверить прочность будущего изделия. Я задал нагрузку в 5 кг. (реально должно быть меньше), и программа посчитала, что при этом запас прочности составит больше 5. Устраивает.
Направил деталь на печать на 3D принтер и через час с небольшим получил готовую деталь из пластика. Пластик довольно жесткий — сравним с тем, что используется в шариковых ручках.
Все установил — держится. Старая настольная лампа спасена!
3D моделирование и 3D печать начинают приносить пользу в быту

ХАЕВЦЫ МОГУТ ВСЕ!!!
1.процесс нарезания





2. процесс зажаривания
2.1 процесс зажаривания совмещён с пароварением картошки
2.3 параллельно кипятится вода





3. Зажарка перекладывается в дополнительную кастрюлю( или сковороду) ненагретую

4. В чашу мультиварки наливается вода, доводится до кипения ( у меня параллельно работала электроплитка)

5 В кипяток спускается картошка и через 20 сек капуста

6. зажарка совмещается с картошкой + капуста

8 Заправляется борщ салом + чесноком

По вопросу: «Вкусно?» идешь в деканат 4-го факультета ХАИ

https://www.facebook.com/Aviainstitut/?hc_ref=ARSDOetG_Gq39UmNqOtc0CBj8zrPaAYkUjAHOI2bYUbXq5-mqQ8Och3bKhgfBYejUwA

70 лет назад, 31 августа 1947 г., в небо впервые поднялся биплан Ан-2, которому суждено было стать легендой мировой авиации. Именно он открыл эру самолетов марки «АН», этот самолет до сих пор остается самым большим одномоторным бипланом в мире. Серийное производство Ан-2 продолжается уже 68 лет. Построено более 17000 экземпляров этих самолетов.

Этот день стал особенным не только для ГП «АНТОНОВ», коллектив которого формировался и рос вместе с Ан−2, создавая новые крылатые машины и продолжая традиции, заложенные основателем предприятия О.К.Антоновым, но и для Национального аэрокосмического университета им. Н.Е. Жуковского «ХАИ». Именно в нашем вузе по заказу ГП «АНТОНОВ» впервые начались работы по созданию фюзеляжа самолета Ан−2 из композиционных материалов. Вдохновителем, организатором и исполнителем этих работ в ХАИ стал профессор Гайдачук Виталий Евгеньевич. Нет предприятий и организаций авиакосмической отрасли в бывшем СССР, где не знают и глубоко не почитают его как Ученого, Учителя, Инженера.

1 сентября 2017 г. на торжественном собрании в ХАИ, посвященном дню Знаний, главный инженер-технический директор ГП «АНТОНОВ» Бычков С.А. в торжественной обстановке отметил неоценимый вклад профессора Гайдачука В.Е. как в популяризацию композиционных материалов на Украине и в мире, так и в их реальное внедрение в самолетах марки «АН».

На фото легендарное СКБ ХАИ и В.Е.Гайдачук

КУШНАРЕНКО Александр, 3-й факультет, 1992 год выпуска (Украина, Харьков)

Клятва первокурсника ХАИ.
1971 год — газета «За авиакадры».

P.S. Рядом с Гагариным и Циолковским фамилии Добровольского, Волкова и Пацаева, погибших во время полета «Союза 11″ в 1971 году — космонавты погибли при возвращении на Землю из-за разгерметизации спускаемого аппарата на большой высоте. Конструкция корабля не предусматривала скафандров для экипажа…