ГЛУЩЕНКО Сергей, 2-ой факультет, 1975 г. выпуска (Украина, Харьков)

ГЛУЩЕНКО СергейГЛУЩЕНКО Сергей

Впервые я увидел выставку работ фотоклуба ХАИ зимой 1967 года. Помню, что поразили меня работы Виталия (фамилию пока вспомнить не могу, по-моему, Третьяк), снятые в сибирской тайге на лесоразработках. Некоторые из них в том же году появились на страницах центральной прессы («Комсомольская правда»). Виталик был старшекурсник, возглавлял фотоклуб ХАИ и его пригласили в студенческий стройотряд поработать. А фотоаппарат в то время и был его главным рабочим инструментом.

Я занимался фотографией довольно серьезно и до института, работал даже в фотолаборатории крупного завода, но когда поступил в ХАИ, решил, что минимум год не буду брать фотоаппарат в руки. Чтобы не мешал учебе. Так и поступил. И только на втором курсе, в 1968 году, я привез из дому фотоаппарат «Любитель-2», пришел к ребятам из фотоклуба и попробовал снимать то, что мне нравилось больше всего – пейзажи.

В фотоклубе, тем временем, произошла смена поколений. Старшекурсники закончили учебу и разъехались по местам своей работы, а председателем мы избрали третьекурсника Володю с первого факультета. Он оказался довольно таки пассивным руководителем. Целый год не было ни выставок, ни встреч, ни регулярной работы. К этому времени уже несколько студентов второго факультета начали регулярно приносить в подвал клуба свои новые работы. Я помню сейчас, что это были второкурсники: Виктор Трихин, Володя Ющенко, Володя Алексахин, Сергей Кузин, Володя Гоцкало. Заглядывали к нам также некоторые преподаватели и сотрудники института: Ольга Ладухина, Борис Паначевный, Василий Павлов. Приносили фотографии из горных походов, снимки, сделанные во время парашютных прыжков, альпинистские репортажи. Я предложил организовать из этих снимков отчетную выставку и смог «пробить» новые стенды для этого через профком. Дела начали потихоньку двигаться. И в 1969 году кресло президента фотоклуба ХАИ предложили занять мне. А заодно, деканат второго факультета и институтский профком попросили нас регулярно приносить свои работы в институтскую многотиражку «За авиакадры» и помочь сделать фотоальбом, посвященный приближающемуся 40-летию ХАИ.

Работу над альбомом курировал сотрудник второго факультета Анатолий Кошванец. С его помощью удалось собрать более двухсот редких исторических фотографий ХАИ разных лет. Одновременно мы попробовали сделать фоторепортаж о ХАИ 1970 года, и эти снимки также начали готовить к юбилейным изданиям. Альбом мы сделали вовремя, и даже выклеили 100 подарочных экземпляров для почетных гостей, приглашенных на юбилей. Кстати, большинство фотографий из этого альбома до сих пор используются как исторические материалы в различных статьях и книгах об институте.

К 40-летнему юбилею ХАИ фотоклубовцы также подготовили и показали свою фотовыставку, сделали фоторепортажи со всех торжественных мероприятий, и вот с этого момента я начал вести фотоархив, где до сих пор храню негативы 60-х, 70-х и 80-х годов. Из этих негативов я и попробовал создать альтернативный фоторяд, показывающий историю ХАИ с неофициальной стороны.

Фотоклубовцы снимали в стройотрядах, в колхозах, на практике, на стадионе, в лабораториях и учебных аудиториях, ездили на все игры КВН. Надо вспомнить, что ХАИ в те годы был чрезвычайно засекреченным объектом, и вносить фотоаппараты на территорию института категорически запрещалось. Мы договорились с администрацией, и получили специальные разрешения на фотосъемку на территории ХАИ для газеты «За авиакадры». Благодаря этому, теперь я могу показать и отдельные жанровые зарисовки из жизни студентов ХАИ тех лет, и портреты знаменитых людей, посещавших институт, и поездки в спортивно-оздоровительный лагерь «Рыбачье» в Крыму. А также фотоотчеты о первых играх команды КВН ХАИ в высшей лиге в сезоне 1970-1971 г.г. и фоторепортажи о соревнованиях и путешествиях подводников ХАИ на различные моря СССР. Работы эти можно было увидеть на регулярных ежегодных и тематических выставках членов фотоклуба ХАИ, а также в институтской многотиражке «За авиакадры».

Фотоклуб ХАИ я покинул в 1974 году, когда начал свою работу в профессиональной фотографии, но снимки 60-х – 70-х г.г. с удовольствием смотрю и сейчас. Предлагаю и вам перенестись во времени на несколько десятков лет назад…

Сергей Глущенко,
председатель фотоклуба ХАИ в 1969 – 1974 г.г.;
а также
член Союза журналистов Украины;
Президент аудио-визуальной комиссии Федерации подводного спорта и подводной деятельности Украины;
автор и ведущий, режиссер-оператор ТВ проекта «Клуб подводных путешествий»,
а также
дайвинструктор *** СМАS, подводный фотоинструктор ІІ уровня, инструктор-тренер детского дайвинга.

 

ФОТОГРАФИИ СЕРГЕЯ ГЛУЩЕНКО

 

ФОТОГРАФИИ с СЕРГЕЕМ ГЛУЩЕНКО

 

 ФЕДУЛЕЕВА Ирина, 3-й факультет, 1978 г. выпуска

Федулеева Ирина ХАИ

Мой АЭТ

АЭТ (агитационно-эстрадный театр), ХАИ
Руководитель: Бут Евгений Николаевич
Дата создания: апрель, 1975 г.
Спектакли: «Долг», «Сказка о любви», «Мгновения выбора», Русалочка»,
«Безумие».

1974 год, конец 2 курса, сданы уже все экзамены. Три неразлучные подруги: Лариса Станилевич, Леночка Плющай и я, три разъяренные фурии, несемся по главному корпусу в комитет комсомола жаловаться, что нас незаконно отчислили из стройотряда «Рыбачье», куда мы должны были выезжать на днях как официантки. Отчислили за то, что мы не явились на последнее собрание. Самое обидное было то, что объявление было вывешено за 15 минут до собрания. Все были предупреждены кроме нас. Нам было очевидно, что председатель стройотряда Магомет Шейхов пообещал взять кого-то вместо нас, а т. к. желающих было гораздо больше, чем мест в стройотряде, он поступил таким вот образом.
Так вот, мы влетаем в комитет комсомола и начинаем хором в три голоса возмущенно «рассказывать» о вопиющей несправедливости и требовать, чтобы нас вернули обратно в доблестные ряды официанток. В комитете комсомола кроме секретаря Валеры Кириченко сидели еще два каких-то незнакомых нам преподавателя, которые, увидев нас, чуть ли не закричали: «О-о-о!!!! Это именно то, что мы искали!!!! Девочки, вы должны пойти с нами в 417 аудиторию, и немедленно!!!! Схватили нас за руки и буквально потащили нас наверх.

Куда? Зачем? А как же наш вопрос с Рыбачьем? Мы обалдели от такого натиска… Они нас успокоили: поедете вы в свое Рыбачье, не переживайте, только с другим коллективом, агитбригадой ХАИ. Мы поднялись в 417 ауд., там проходила репетиция. Руководителем театра оказался Бут Евгений Николаевич – высокий, худой, нервный, очень эмоциональный, в очках, как оказалось действительно преподаватель кафедры «высшей математики». Нам он не преподавал, поэтому мы его и не знали. Это уже потом мы узнали, что он был в КВНе. Второй — полная противоположность Буту — Розанов Сергей, — полный, ниже ростом, спокойный как дверь, с необыкновенно красивым тембром голоса, студент 5 курса самолетостроительного факультета.

Нас попросили пройти под музыку по сцене. Потом, узнав, что я пою в вокально-инструментальном ансамбле «Барвы», попросили спеть — и сразу же всех троих ввели в состав агитбригады. Начались ежедневные репетиции спектакля «Поступай в ХАИ — в небе нет ГАИ». Времени было очень мало, в школах начинались выпускные вечера, где мы и должны были выступать.

ЭТО БЫЛО НЕЗАБЫВАЕМОЕ, СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ. ВЫСТУПАЛИ В НЕСКОЛЬКИХ ШКОЛАХ ПРАКТИЧЕСКИ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР. КСТАТИ, С БОЛЬШИМ УСПЕХОМ. ПОТОМ ГУЛЯЛИ С ВЫПУСКНИКАМИ ДО УТРА… ПОМНЮ, КАТАЛИСЬ В 4 УТРА В ПАРКЕ ИМ. ГОРЬКОГО НА КАРУСЕЛЯХ ПОД ДОЖДЕМ…

А СКОЛЬКО РЕБЯТ ПРИШЛО ПОСТУПАТЬ В НАШ ИНСТИТУТ ПОСЛЕ НАШИХ ВЫСТУПЛЕНИЙ!!!
В РЫБАЧЬЕ, В НАШ СПОРТИВНО-ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ “ИКАР» Я ВСЕ-ТАКИ ПОЕХАЛА ТЕМ ЛЕТОМ. ВЗЯЛА ПУТЕВКУ. А ПОТОМ МЕНЯ ВМЕСТО СТРОЙОТРЯДА ОСТАВИЛИ ТАМ РАБОТАТЬ ПАСПОРТИСТКОЙ И БИБЛИОТЕКАРЕМ, ЧТО БЫЛО ГОРАЗДО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ОФИЦИАНТКОЙ.

Так что вы думаете, туда приехал Бут вместе с Розановым и, конечно же, они меня сразу привлекли к концертной деятельности. Какой же все-таки в ХАИ всегда был талантливый народ! Неизгладимое впечатление оказал на меня Фурманов Клайд Константинович, преподаватель, какой мягкий, тонкий, душевный человек! А как он играл на гитаре, какое было удовольствие с ним петь!

Новый учебный 1974 год. После каникул наконец все собрались, море впечатлений…

Начинаем репетировать новый спектакль «Долг». Пришли новые люди, молодые, талантливые, новые идеи, появились свои музыканты, поэты, своя аппаратура, светотехника. Жизнь в 417 аудитории бурлит. Собирались практически каждый день, независимо, есть репетиция или нет, дел было миллион, обсуждали каждую мелочь, где взять костюмы, как разместить свет…

Мы все уже были как один организм, равнодушных не было. На сцене каждый четко знал и делал свое дело, но все, кто пришел в театр и остался, были уже одной крови, дышали в унисон. Конечно, Бут был для нас всем: и Руководителем, и Отцом, и Учителем, и Другом. Собственно благодаря ему, мы и стали родными и близкими на долгие-долгие годы.

Когда он уставал от нас и говорил, что слишком стар, мы ему хором отвечали: «Бут, ты не просто стар, ты — SUPER STAR!».

А как он нас гонял на репетициях! У него было уникальное чувство ритма, а слух, такой, что он слышал малейшую фальшь, но спеть не мог правильно ничего, зато пел громко, и песен знал наизусть огромное количество, мы всегда поражались его памяти.

Одевался он очень просто, вязаный свитер, брюки и тяжелые лыжные ботинки. Кстати о ботинках. Если кто-то на репетиции не успевал встать на свое место, в него из зала летел ботинок, и, как правило, попадал в цель. Многие ходили с синяками…

Мы начинаем много выступать. «Долг» идет с большим успехом. Нас приглашают на такие сцены, как ДК ХЭМЗ, оперный театр и др.

Ереван

Апрель, 1975 год.  Наш театр, уже «АЭТ», приглашают в Ереван, на молодежный фестиваль «Студенческая весна». После долгих споров с руководством института, бесконечных просмотров, всевозможных комиссий, цензур, прикрепив к нам двух сопровождающих  комсомольских деятелей, наконец,  разрешили ехать.

30 человек под предводительством Бута Евгения Николаевича, огромное количество аппаратуры, костюмы, вещи, еда, все очень оперативно загружается в купейный вагон фирменного поезда «Харьков — Ереван». 2-х метровый проводник с ужасом наблюдает за всем этим действом. Наконец все устроились по своим местам, казалось бы можно вздохнуть, да куда там.

По одному все начинают собираться в нашем купе, и пока все 30 человек не запихались, пока всех не накормили, не напоили чаем, никому покоя не было. А потом же начались песни, анекдоты, хохот, уже и ночь за окном, а никто не уходит… Бедный проводник и так, и эдак пытался призвать к порядку, наезжал на нас, угрожал, а потом плюнул и к концу поездки даже где-то, как-то нас полюбил.

Подъезжая к Адлеру, решили выйти на перрон из душного вагона. На Кавказе уже было очень тепло, все цвело, не так как в Харькове, где еще не было ни одного листика на деревьях. Ребята в спортивных костюмах пошли на вокзал купить мороженого, водички. Стоянка 40 минут, а поезд идет с опозданием. Вдруг неожиданно объявляют, что наш состав отправляется, а половины нашей группы еще нет, кошмар! Поезд трогается, народ заскакивает на ходу, уже кто в какой вагон успел. Минут за пять перепуганные ребята собрались в своем, десятом вагоне. Бедный Бут в который раз пересчитывает своих цыплят. Не хватает двух. Нет Мешего Володи и Замесова Сережи и похоже, что уже не будет. Отстали. Что делать? Документы, деньги, вещи, все — здесь, а они — там. Проводник говорит: «Если ребята догадаются взять такси, то смогут догнать нас на следующей станции, если нет, то дальше — перевал и… только самолетом можно долететь…»  К следующей станции подъезжали, столпившись в тамбуре. Молились об одном, только бы они нас догнали! Поезд еще не остановился, а мы уже все вопили: «Ура!!!!» По перрону неслись, как кенгуру, Сергей и Володя с криками: «Деньги дайте за такси!», а за ними еле поспевал бедняжечка таксист, с которым надо было быстренько расплатиться, т. к. и здесь поезд стоял всего две минуты.

Слава Богу, все в порядке, и мы опять все вместе едем дальше…Бут ушел приходить в себя в свое купе, а мы опять сидим по 7 человек на каждой полке. Жара, дышать нечем.  Тихонечко сползаю со своего места и выхожу в тамбур, поезд замедляет ход, какая-то станция…

Перед отъездом Бут нас строго инструктировал: «Едем на Кавказ, там народ очень «горячий», поэтому девочкам ходить одним куда-нибудь, даже в туалет запрещается» и к каждой из нас «прикрепил» двух мальчиков.

Я открываю окно и выглядываю посмотреть, что за станция такая… И вдруг кто-то снаружи хватает меня за волосы, а они у меня были тогда довольно-таки длинные и начинает вытаскивать из окна. Я упираюсь изо всех сил, но здоровенный черный мужик был гораздо сильнее меня. Чувствую, что не справлюсь, уже кричу не своим голосом, но кто там меня слышит, если все купе в это время громко «поет»: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!» (с тех пор я не выношу эту песню, просто не могу ее слышать). Хорошо, Володя Меший тоже вышел подышать и увидел мои ноги, торчащие из окна. За них меня ребята и затащили обратно в тамбур. Руки у меня были ободраны… Когда меня привели в купе, началась истерика. Кто-то из наших выскочил из вагона, хотели поймать абхазца, который в последний момент содрал с пальца золотое кольцо, да куда там! Этот абрек слинял моментально. Потом надо мной смеялись: а ведь могла бы стать пятнадцатой, в лучшем случае, женой…

Едем дальше…
Наконец приехали в Ереван.
Нас встречают как дорогих гостей представители оргкомитета фестиваля на комфортабельном автобусе. Привезли, расселили в двух общежитиях Ереванского политехнического института:  половину — в одно, половину — в другое. Выдали талоны на питание в студенческой столовой. Все очень серьезно. Завтра — открытие фестиваля, где мы уже выступаем со своим «Долгом».

Вечером нас пригласили к себе гостеприимные  местные ребята, которых к нам прикрепили всюду сопровождать. Несмотря на строгий-строгий «сухой» закон, установленный Бутом, все напробовались армянского коньяка. Благо Евгений Николаевич с Розановым жили в другом общежитии и их не было с нами в тот вечер. Разошлись по комнатам далеко за полночь, но нам было не привыкать, тогда мы могли не спать целыми сутками.
Утром уже свежие как огурчики мы стояли у входа в общежитие, ждали, пока все соберутся идти завтракать.

И вот мы уже готовимся к выступлению. Последний раз проверяю микрофоны: «Мэк, мэк, ирку, ирэк» (по-армянски: «раз», «два», «три»). Все очень волнуемся… Наконец нас объявляют: «Долг». «АЭТ». Харьковский авиационный институт».

Так здорово, на таком подъеме мы еще никогда не выступали! Зрители сидели, не шелохнувшись, слушали, затаив дыхание. Закончили мы в полной тишине. Минута, вторая, третья и вдруг взрыв аплодисментов, свист, топот, весь зал встал. Нас не отпускали со сцены минут десять. Такой бурной реакции зрителей мы не видели больше за все три дня фестиваля. Позже мы узнали, что нас вечером показали по армянскому телевидению в новостях
Мы все влюбились в Ереван, какой это необыкновенно красивый, весь из розового туфа город, какие замечательные люди! Весна, все цветет, нас возят каждый день на экскурсии, рассказывают о истории Армении, обычаях: «Эчмиадзин», озеро Севан, гора Арарат, коньячный завод…

А потом нас пригласили на футбол, на знаменитый стадион «Раздан» на матч «Арарат» — «Днепр». Лично я на футбол пошла первый раз в жизни.
Когда в Ереване играет команда «Арарат», в городе закрывается все: учреждения, магазины, все мужское население идет на футбол. Пешком. Транспорт исчез. Такого я еще не видела. Как будто полноводные реки мужчин стекались по всем улицам к стадиону, женщин мы не увидели вообще.

Во время матча лишь однажды попробовали «поболеть» за свою, украинскую команду, думаю, что кроме нас у «Днепра» болельщиков больше не было. Весь 80-тысячный стадион грозно загудел и обернулся в нашу сторону, мы почувствовали холодок, побежавший по спине. Наши армянские телохранители стали умолять сидеть тихо-тихо, а то они за нашу жизнь не ручаются. Конечно, ничего удивительно, что «Арарат» тогда выиграл со счетом 4:1. После матча мы еле-еле вышли со стадиона, практически каждый демонстративно оборачивался и что-то говорил по-армянски. Перевода мы не узнали, но догадались, что это не было комплиментом.
На закрытии фестиваля мы получили гран-при. Конечно, уезжать совсем не хотелось. Мы очень подружились с армянскими студентами, но… в гостях хорошо, а дома — еще лучше.

Возвращались в Харьков мы как раз в тот день, когда весь советский народ вышел на ленинский субботник. А мы — проигнорировали это мероприятие. Так нас очень скоро заклеймили позором. Никто из нас даже предположить не мог, что, как нам строго объяснили на общем собрании института, обязаны были бегом бежать сразу после поезда на субботник (это чтобы успеть поучаствовать).
С победой на фестивале «АЭТ» никто в ХАИ не поздравил и даже не вспомнил…

Рыбачье

Август 1975 г. Не знаю каким образом ему это удалось, но Бут сумел договориться с профкомом ХАИ, и на весь наш театр дали путевки (в августе-то!!!) в Рыбачье. А это не много, не мало, а путевок 40.
Правда еще до отъезда Евгений Николаевич строго нас предупредил: «Мы едем не отдыхать, а работать! С собой брать минимум вещей, остальное — аппаратура».

Поселили нас всех на 3 этаже второго корпуса. Дали даже один номер-люкс, который и был нашей штаб-квартирой. И началось…

Каждый день репетиции на крыше… Выступления — уже со следующего дня: дом культуры, практически все пансионаты в Рыбачьем, у себя в «Икаре». Нас приглашали в близлежащие поселки, совхозы с концертными программами. Многие, особенно совхозы пытались нас как-то отблагодарить, поэтому мы почти всегда были с виноградом, персиками, яблоками. А однажды Бут сказал, что для нас в столовую лагеря передали несколько баранов, два их них отдают вместо ужина АЭТу, и у нас сегодня вечером будут шашлыки!

Разделывать туши баранов он доверить никому не мог, пошел сам на кухню. Помогать взял только меня. И тут я увидела, как виртуозно владеет и топором, и ножом, словно всю жизнь проработал мясником наш Бут. Бут, который хлеба себе на бутерброд сам не мог отрезать, все ему нужно было приготовить и подать.

Вечером на горе у нас был мясной пир. В огромной кастрюле на костре варилась шурпа, шашлыков было — немерено. Конечно же, все «объелись» мяса, многим потом было, мягко говоря, дурно.

Тогда-то мы поняли, что такое «волшебная сила искусства». Наш лагерь «Икар» очень дружил с соседним лагерем МЭИ (Московский энергетический институт). Каждый заезд проводились совместные соревнования, какие-то мероприятия. И когда МЭИ пригласил ХАИ на свой очередной «праздник дикарей», оказалось, что от «Икара» может поехать только один автобус (не более 60 человек), где для «аэтян» места, естественно, не оказалось. Мы очень расстроились, потому что этот праздник действительно всегда в МЭИ проводился грандиозно и было интересно и посмотреть, и поучаствовать. Бут сказал: «Ребята, все будет хорошо, мы обязательно туда попадем». В тот же день он договорился о нашем выступлении с соседним совхозом, а за это попросил, чтобы нам выделили на 1 день автобус. На праздник мы приехали немного раньше, чем хаевский автобус и нам был устроен торжественный прием «дикарей» по полной программе: нас взяли в плен и под звуки там-тамов и бубнов повели в лагерь. Второй автобус уже никто не встречал и на начало представления они опоздали.

Конечно же навсегда запомнились наши вечера с гитарой у костра, где на двух кирпичах и металлическом подносе, «одолженном» в столовой, жарились мидии в собственном соку и ропаны, как же это было вкусно! Ну и естественно, море! Какое красивое и чистое море было в Рыбачьем!

На море мы ходили только в бухту «Любви». Это было наше любимое место, но добраться туда раньше было непросто: нужно было сначала подняться в гору по узенькой тропиночке, а потом по такой же узенькой тропиночке спуститься к воде. Устраивались на огромном камне с надписью: «Кто не был — тот будет, кто был — не забудет». Нам никогда не было всем вместе скучно,  мы были как одна большая семья, темы обсуждались всевозможные. Очень любили слушать Бута: какая у него была феноменальная память, сколько всего интересного он нам рассказал, сколько всего нового мы от него узнали, поняли, что такое «роскошь человеческого общения». Ну и, конечно же, пели, с нами всегда была гитара, а петь любили все! Тогда же появилась и наша любимая песня про розового слона, ставшего символом АЭТа.

Этим летом, в Рыбачьем, нашим сказочником Бутом была написана добрая, нежная, волшебная «Сказка о любви», премьера которой состоялась уже в начале нового учебного года.
Вернувшись в Харьков в конце месяца, мы с вокзала ехали уже на метро, открытие которого состоялось 23 августа 1975 года.

«Святое место»

В сентябре, как обычно, всех посылали на сельхозработы, нашему же театру предложили поехать с концертной программой по колхозам, где работали студенты ХАИ. Нам выделили автобус и мы отправились в Глобовку, совхоз, знаменитый своими яблочными садами. После концерта в клубе, где собрались не только наши однокашники, но и жители поселка, после плотного ужина, мы отправились погулять по селу и совершенно случайно забрели в старый заброшенный сад. Деревья были посажены террасами в виде амфитеатра. Это оказались развалины старинного поместья, там даже были остатки скульптур. Было довольно темно и мы перекрикивались, когда кто-то пропадал из вида. И вдруг, оказавшись в какой-то точке, мы обнаружили, что слышим многократное эхо. Акустика в этом месте была такая, что было четко слышно каждое слово, даже произнесенное шепотом. Мы были совершенно очарованы этим «святым местом» и конечно же никто не захотел уходить отсюда. Всю ночь читали стихи, пели песни. Забыть эту волшебную ночь невозможно.

ФЕДУЛЕЕВА Ирина, 3-й факультет, 1978 г. выпуска: 2 комментария

  1. Ире спасибо за рассказ. Рассказ о том, что и мне дорого.
    Первый раз побывал на сайте. Узнал, что Жени нет.
    У меня сохранилась пара фотографий со «Сказки о любви» и со встречи АЭТом Нового Года.
    Якименко Сергей, 2-й фак., выпуск 1977.
    P.S.
    Ира, молодец! Хорошо написала.

  2. Тупало Владимир, выпуск радиофака 1974 г. говорит :

    Ирина, молодец! Очень трогательно и точно написала. Я только недавно узнал, что Евгения нет с нами. Мы были не то, чтобы уж очень близкими друзьями, но реально очень друг другу симпатизирующими людьми, чем то очень похожими при внешних различиях. Я тогда преподавал на кафедре прикладной математики, а Женя- на кафедре высшей математики, у нас в ранней стадии становления сравнительно недавно для того времени открытой кафедры прикладной математики были иногда одни и те же предметы, только читаемые на разных факультетах. Так и познакомились. А потом… потом было много общего и общественного. Прошло много лет, но я наверное помню тебя, Ирина. Или что- то вел у вас, то ли по другим «линиям» пересекались в ХАИ. В любом случае, мывсе можем гордиться своим замечательным прошлым, тем, что жизнь нам дала возможность жить в ХАИ, быть знакомыми и друзьями таког о светлого человека, как Евгений Бут. Здоровья тебе, счастья и успехов!

 ПОЗДРАВЛЕНИЕ !!!

От души поздравляю Вас, Наташа,
всех хаевцев и особенно непосредственных МС-71
с Новым годом!
Желаю всем ЗДОРОВЬЯ, бодрости духа, радости, успехов, достатка, молодого задора. В каждую Новогоднюю ночь ностальгично вспоминаю встречу уже неблизкого 1970 года… Слава великому ХАИ!
С уважением Зданевич Анатолий Васильевич, МС-71, г. Белая Церковь.

 ЗАК Михаил, 2-й факультет, 1984 г. выпуска (Москва-Фрязино, Махачкала)

Зак Михаил ХАИЭто происходило в далёком 1982 г., в Тюмени, где мы были на практике. Хорошее, кстати было предприятие Тюменский Моторный завод. На весь участок лопаток огромное количество станков, а работало всего несколько, не хватало рабочих. Жили мы вместе с излечивающимися элтэпешниками в одноэтажном бараке, рядом с заводом. Ну, т.е. с одной сторон барака мы, а с другой — ЛТП. Были тогда такие заведения, в которых будто бы лечили от алкоголизма. По выходным, когда завод не работал и негде было перекусить, то, чтобы не ездить для этого в Тюмень (30 км от завода), мы добились, чтобы нам разрешили обедать с ними, в их столовой. В общем, наши лица персоналу ЛТП тоже, что называется, примелькались. Был среди нас заядлый рыболов Володя Гризадуб. Он приспособился по ночам ходить на речку, по моему Тобол, и к утру регулярно приносил рыбу. Что мы из неё готовили помню не очень, наверно, жарили. Но один раз коллектив решил сварганить ушицу. Кто-то побежал к поварам в столовую ЛТП клянчить специи, кого-то снарядили в магазин за хлебом. Кстати, вино у нас было своё, как и откуда это отдельный рассказ. Ну, а Боря Мишенков был откомандирован в тот же ЛТП за ёмкостью для варки ухи с напутствием, что было бы неплохо, если бы ему удалось притащить ведро, что он успешно и реализовал. Ну, вот значит, вся суета прошла, рыба заправлена, специи тоже, и наша уха неспешно кипит доходя до кондиции. Мы набились на кухоньку и поочерёдно, в предвкушении пира, вдохновенно, с бывалым видом заправских кашеваров периодически снимаем пробу. Завалий Леша что-то тренькает на гитаре. В общем, идиллия и гармония. Как вдруг, в очередной раз, подошедший к ведру для снятия пробы, Серёга Павлюченко резко от него отпрыгивает и выбросив из рук поварёшку что-то старается промычать и тыкает рукой в сторону ведра. Никто не понимает в чём дело, я подумал, что бедолага пробой обжёгся. Наконец-то к нему возвращается дар речи и он орет благим матом: «Идиоты, читайте, что на ведре написано!!!!» А там и правда есть какие-то облупившиеся и плохо читаемые буквы, написанные краской и на которые, с голодухи, в азарте приготовления шикарного обеда никто не удосужился обратить внимания. Но когда хорошенько пригляделись, то единодушно прочитали «ДЛЯ РВОТНЫХ МАСС» ….. У кого и как Боря одолжил это ведро осталось тайной. Моя версия, сводилась к тому, что так хорошо примелькался, что те, у кого он ведро просил, его за своего приняли…

ЗАК Михаил, 2-й факультет, 1984 г. выпуска (Москва-Фрязино, Махачкала): Один комментарий

  1. Если Миша примелькался персоналу ЛТП — не имею ничего против. Но если он действительно видел ведро с ухой, то должен бы помнить, что ведро было нержавеющее, самодельное, эллиптического сечения, с рифами на верхней трети, и без надписей. Я одолжил его в двухэтажной заводской общаге, у тамошних рыбаков, без проблем, и туда же вернул. Что, конечно, сложнее сделать с Мишиными фантазмами.
    До того я действительно зашёл в ЛТП, и повидал их дивную кладовку, где на стеллажах в четыре яруса стояли чистенького вида кремовые и голубенькие вёдра, штук двести. Там было две разновидности, «для рвотных масс» и «для мытья полов». Я даже задумался, почему так важно их не перепутать, и как надпись повлияет на вкус ухи? Вёдер без надписи не было, худая, очкастая кладовщица заявила — «у нас все ёмкости маркированы».
    Потом все мои размышления кладовщица оборвала, сказала, что не даст ведро, потому, что мы его закоптим, и отмыть будет невозможно. Сказала изменившимся, административным голосом. Я оглянулся, и понял причину. Меня от выхода отсекали две здоровенные бабы в белых халатах, размером со среднего белого медведя каждая, шли на меня и выражения мордочек мне не понравились. Я им дружелюбно улыбнулся и симулировал рывок в сторону коридора. Финт прокатил, медведицы всей массой ломанулись на перехват, а я — на выход. Крайняя попыталась схватить сзади за куртку, но не удержала, я хорошо ускорялся.
    Я к тому времени уже достаточно увидел, чтобы списать приключение на специфику тюменских нравов и местные вариации гуманизма.

    Замечания по тексту: жили мы не вместе с клиентурой ЛТП, а в соседнем бараке. Вокруг барака ЛТП почему-то ничего не росло, даже трава, из голой земли торчали целые и битые стаканы, бутылки от портвейна «Агдам», металлические миски. Лунный пейзаж. Завод не в 30 километрах от города, а примерно в 15 км. С транспортом было хреновастенько. Там была не столовая, а буфет, как полагалось в совеццкое время при общаге. Буфет включался два раза в день, по 45 минут, очень строго, чтоб не баловались. В рабочие дни можно было поесть на заводе, а вот угадать в буфет в выходные — было критично. Про «в магазин за хлебом» — непонятно, о чём это. Ближайший магазин — 15 км. в городе. Базовой была, очевидно, заводская столовка, и специи, и хлеб принесли оттуда. Ухи досталось по одной небольшой тарелке на брата. Так что, главным в этом сюжете оказался ценный опыт, а совсем не уха.

    Там ещё был футбол, выездной чемпионат Украины, ночная акция в направлении местных огородов, комендантша Катька, круглосуточный бильярд. Весьма развлекательная была практика.