МАСЛЕННИКОВ Николай Арсеньевич, ректор ХАИ

ПОСЛЕДНИЙ КОРЧАГИНЕЦ

Масленников Н.А. ХАИ(Выдержки из заявления в ЦК КПСС с приложением с разрешения Г.Н. Масленниковой)

Мой отец, Арсений Иванович, питерский рабочий, токарь, коммунист с дореволюционным стажем, участник трех революций, красный партизан, расстрелян белогвардейцами в 1918 году. Мать и единственная сестра во время Великой Отечественной войны добровольцами уходили на фронт. Моя трудовая жизнь почти полностью связана с Харьковским авиационным институтом, если не считать, что в январе 1940 года уходил добровольцем на финский фронт, а в Великую Отечественную войну в 1941, 42 и 43 годах добровольно просился на фронт, но был направлен на партийную работу, – зам. нач. полиотдела Б-Тарханской МТС (Татарская АССР), нач. полиотдела В-Бурлукской МТС (Харьковская область), секретарь партбюро Харьковского авиационного института, первый секретарь Киевского РК КПУ г. Харькова, научно-педагогическая работа в ХАИ в качестве: ассистента, старшего преподавателя, доцента, проректора и последние 13 лет ректора института. Трудился всегда с полной отдачей, не щадя своего времени и сил, творчески, с инициативой, честно, бескорыстно, никогда, нигде, ни в чем не злоупотреблял и не использовал своего служебного положения.
…Конечно, сделать можно было больше, если бы напряженный труд коллектива и мой поиск и эксперимент не проходили все эти десять лет в обстановке недоброжелательности, дискредитации и активных помех со стороны т. Соколова И.З. /тогда второй секретарь/ и т. Сероштана Н.А. /секретарь по идеологической работе/, которые, к сожалению, не смогли подняться выше своих антипатий и неприязни ко мне, вызванных тем, что в институте были задеты и ущемлены, не по моей вине, их личные интересы через их родственников…
Особенно тяжкими были последние три года, когда т. Соколов И.З. стал первым секретарем Харьковского обкома и вместе с т. Сероштаном Н.А. начали открыто злоупотреблять своим высоким положением в партии… Началось открытое гонение и преследование… Наводнили институт бесконечными проверяющими, не было буквально ни одного дня свободного от них, разбазарили тысячи часов рабочего времени, задергали коллектив и ректора. Но, ни одна из более 40 комиссий и проверяющих не предъявили мне существенных претензий, обнаруженные ими недостатки оперативно устранялись, многие благодарили и обещали использовать наш опыт. Выводы проверяющих по недостаткам были настолько незначительными, что не могли быть даже предметом разбирательства в партийных органах Харькова.
…Моя совесть коммуниста перед партией чиста, ни в чем перед ней не виновен. Никогда, нигде и ни в чем не злоупотреблял и не использовал своего служебного положения, а, наоборот, всю жизнь боролся с этими явлениями и за это же был несправедливо строго наказан.
Решение КПК при ЦК КПСС от 11/II-1976 г. «За несоблюдение установленного порядка приема студентов на вечернее отделение и перевода их на дневное, нарушение штатно-финансовой дисциплины, пренебрежение партийной и научной этики члену КПСС тов. Масленникову Н.А. /п-билет № 02302020/ ректору ХАИ, объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку». Хотя 45 лет своей сознательной трудовой жизни отданы партии и комсомолу полностью и без остатка. Трудился каждый день по две смены с полной отдачей, честно, бескорыстно, не щадя своей жизни и своего здоровья.
… Из текста решения КПК видно, что ни в самом тексте, ни на заседании КПК, ни в предварительных беседах никакой речи о снятии ректора не было.
Направляя в Харьков свое решение, КПК записало: «киевскому райкому компартии Украины г. Харькова для ознакомления т.т. Масленникову Н.А., Мелекесцеву А.И. и парторганизации Харьковского авиационного института». В соответствии с этим четким указанием надо было спокойно ознакомить нашу парторганизацию с решением КПК. Тем более, что недостатки, отмеченные в нем, были столь незначительны, что их можно было устранить за одну неделю, а само взыскание было непомерно строгим и односторонним, ибо выносилось без всякого учета моей работы и ее результатов.
Но с санкции 1-го секретаря Харьковского ОК КПУ т. Соколова И.З. и по указанию секретаря Харьковского обкома партии по пропаганде тов. Сероштана Н.А., под руководством секретаря парткома тов. Мелекесцева А.И. и с активным участием зав. отделом науки ОК КПУ тов. Ивашко В.А., в спешном порядке, в дни работы съезда, когда все ответственные товарищи были на нем, и я не мог ни к кому обратиться, было в секрете от меня подготовлено и затем проведено 27/II-1976 г. целенаправленное на мое снятие заседание парткома ХАИ. На этом внеочередном заседании было принято новое решение, добавившее мне за одну и ту же провинность еще одно наказание: «считать невозможным дальнейшее использование в должности ректора коммуниста Н.А. Масленникова».
Пока на внеочередном заседании парткома зачитывались заранее подготовленные установочные речи двух заместителей т. Мелекесцева А.И. и двух проректоров с предложением освободить Масленникова Н.А. от обязанностей ректора, т. Ивашко В.А. молчал, но как только члены парткома т. Сарбеев А.Ф. /зав. военной кафедрой/, т. Трунов Д.М. /бывший проректор по АХР/, т. Лысенко Э.В. /зав. кафедрой/ и некоторые другие высказали сомнение в правильности моего освобождении, он сразу взял слово, заявив, что он выступает от имени областного комитета партии и КПК: «В истории Харькова – это первый случай, чтобы ректор института дошел до КПК и получил такое строгое партийное взыскание». При этом дипломатически умолчал, что по вопросу моего освобождения не было ни решения бюро ОК КПУ, ни секретариата и что материал собирал и направлял в КПК он сам вместе с т. Мелекесцевым А.И. и дальше продолжал: « Это позор для института и для города и поэтому он потерял моральное право быть ректором». После такого заявления мне ничего не оставалось, как вынуждено заявить о своем уходе по собственному желанию, потому что любое другое мое высказывание поставило бы членов парткома в положение голосующих против обкома партии. Этого я допустить не мог, ибо тогда меня бы сразу т. Сероштан Н.А. смог бы обвинить в политической незрелости, в нарушении демократического централизма, устава партии, в неправильном воспитании коммунистов, в чем угодно…
Таким образом, инспированные т. Сероштаном Н.А. решения парткома и райкома «подправили» решение КПК при ЦК КПСС и добавили мне еще одно наказание за одну и ту же провинность.
…В итоге Минвуз СССР вынужден был подписать в апреле приказ о моем освобождении по собственному желанию, а в начале июня – я сдал дела.Так завершилось десять лет готовившаяся т.Сероштаном Н.А. расправа и многолетнее преследование над неугодным ректором. Это второе наказание так же, как и первое, я не заслужил ни своим отношением к делу, ни своей работой и ее результатами. Последнее подтверждалось хотя бы тем, что по итогам 9-й пятилетки Минвуз представил Масленникова к правительственной награде и поставил вопрос о награждении института. Но дело не в награждениях. О них пришлось упомянуть только потому, что они ярче отражают признание успехов и мою работу.
Если не формально, а объективно и внимательно рассмотреть абзац за абзацем решение КПК по опубликованному тексту в «Партийной жизни» № 12 за 1976 год, то сразу выявляется его односторонность, пристрастие и несправедливость. В каждом абзаце допущены неточности, передержки и тенденциозная подача материала.
В первом абзаце записано, что «с его ведома в институте произвольно сокращались сроки приема документов от поступающих на вечернее отделение». Это просто не соответствует действительности. Существующие сроки были установлены еще до моего ректорства и их перенос был произведен по всей Украине Минвузом УССР. Такое же сложилось положение и с конкурсными экзаменами по специальностям, и никакого ущемления прав абитуриентов на преимущественное поступление на учебу не было.
Во втором абзаце сказано, что «по указанию т. Масленникова Н.А. практиковалось неправомерное зачисление на вечернее отделение абитуриентов, не прошедших по конкурсу на дневное». Спрашивается, почему неправомерное, если существует положение, разрешающее перевод с вечернего на дневное, и если ректор получил разрешение Минвуза СССР? Почему неправомерное, если единственный базовый ВУЗ в стране вместе с Минвузом ищет новые резервы, возможности и ведет эксперимент?! Если этот эксперимент одобряется всеми партийными инстанциями, дает наилучшие результаты для строителей?! Если уже просят распространить его у себя Челябинский и Ленинградский обкомы партии?
Почему записан фиктивный перевод, если отдельный поток студентов в 90-100 человек работает по отдельному переходному учебному плану вечерне-дневного обучения, и этот перевод санкционирован и разрешен Минвузом СССР, и по такому учебному плану совсем недавно учились и работали студенты всех ВУЗов страны?!
Почему выдавал необоснованную отсрочку от призыва в армию, если любой студент-вечерник, переведенный по собственному желанию с вечернего на дневное, автоматически получал ее?! А комсомольцев-добровольцев, детей рабочих и колхозников, изъявивших желание помочь строительству института, мы должны ставить в неравные условия и лишать их этого законного права?! Остановлюсь несколько подробнее на этом основном пункте обвинения.
В начале 60-х годов институт находился в очень тяжелых условиях. Во время Великой Отечественной войны Харьковский авиационный институт был полностью разрушен, нельзя было использовать ни одного квадратного метра его учебно-лабораторных и жилищно-бытовых площадей.
Восстановление разрушенных корпусов затянулось до начала 60-х годов, но контингенты студентов дневного отделения в послевоенные годы продолжали ускоренно расти и к указанному времени достигли 2200 человек, что превысило довоенный уровень больше, чем в два раза.
Примерно в те же годы были приняты постановления ЦК КПСС о подготовке кадров по ракетной технике и радиоэлектронике. Начался новый стремительный рост контингентов студентов, и уже к 1964 году он вырос еще более, чем в три раза и составил более 6,5 тысяч студентов на дневном отделении. Такой бурный рост контингентов поставил институт в очень тяжелое положение. Институт начал задыхаться от отсутствия площадей, учебно-лабораторной базы, общежитий и столовых. Только десять процентов студентов, нуждающихся в общежитии, могли получить место в нем. Пять шестых состава студентов вынуждены были ежедневно ездить в город за 11 км, чтобы пообедать. Не хватало аудиторий, читальных залов, лабораторий для занятий, учебного оборудования, мебели. Занятия проходили в три смены. Совсем отсутствовали помещения для курсового и дипломного проектирования, а например, для отработки лабораторий по аэродинамике студентов приходилось возить в г. Москву и г. Новосибирск.
Поэтому вопрос восстановления материально-технической базы института был вопросом «жизни и смерти».
При этом надо учесть, что в то время Минвуз Украины не мог выделить достаточные средства на строительство, а те небольшие ассигнования, которые выделялись для строительства, не осваивались строителями. Ежегодно освоение составляло всего 15-20%.
Перед коллективом института и его партийной организацией обнажено встали вопросы.
Как быть? Где взять недостающие средства? Как организовать дело так, чтобы быстрее вывести институт из создавшегося тяжелого положения?
Было решено попросить деньги на строительство у отраслевых министерств, которым готовились кадры, а строителям помочь трудом студентов и организацией дела на стройплощадках.
Эту нашу идею поддержали министры высшего и среднего специального образования Украины т. Даденков Ю.Н. и Союза т. Елютин В.П., 1-й секретарь Харьковского обкома КПУ т. Ващенко Г.И. в отделе науки ЦК КПУ т. Пичко В.Ф., в отделах УК КПСС товарищи Ковалев М.П. и Сербин И.Д.
Предварительно заручившись этой поддержкой, по поручению нашей партийной организации, мне пришлось обратиться к союзным министрам: т. Дементьеву П.В., т. Колмыкову В.Д., т. Звереву, т. Афанасьеву и т. Казанцу с просьбой выделить по одному миллиону рублей строймонтажа на строительство ХАИ в 8-й пятилетке. Деньги были выделены. Тов. Косыгин А.И. утвердил эту передачу в пять млн. рублей целевым назначением для строительства ХАИ.
Одновременно с этим, тогда же мне пришлось обратиться к председателю Совмина УССР о пообъектном разрешении строительства 1-й очереди ХАИ. Тов. Щербицкий В.В. активно нас поддержал, и такое решение было принято в 1964 году.
Конечно, такая поддержка на всех уровнях окрылила наш коллектив и меня лично. Но самое главное и тяжелое оставалось еще впереди, и им было – само строительство, в этом мы вскоре все убедились.
Несмотря на нашу большую помощь строителям студентами, план строительства в 1964 и 1965 годах с треском провалился.
По нашей просьбе строителей слушали на бюро Харьковского ГК КПУ и на бюро Киевского РК КПУ, мы использовали и областную печать, но дело строительства на объектах ХАИ с места не двигалось.
У строителей не хватало рабочих, мастеров, материалов, транспорта, инструмента, оборудование для малой механизации и других механизмов. Они имели слабую ремонтную и производственную базу. Да, если к этому еще добавить плохую организацию на строящихся объектах, плохое планирование и низкую квалификацию рабочих-строителей, то всем стало ясно, что на одних строителей положиться нельзя.
Надо было найти новые формы помощи и связи института со строителями. С помощью комсомольского актива такую форму наш коллектив нашел. Решили использовать опыт выездных ударных комсомольских отрядов на целину. Комсомольская конференция обратилась ко всем студентам с призывом «один месяц отпуска — на строительство родного института». Была проведена большая разъяснительная и агитационная работа среди студентов, преподавателей и сотрудников института, и этот призыв был активно поддержан всем коллективом института.
Минвуз Украины и Союза разрешили работу студентов, выходящих на стройку по отдельному скользящему графику, со сдвижкой их учебного года на один месяц за счет каникул.
Харьковский Горком и Обком комсомола своими решениями объявили строительство ХАИ «Ударной комсомольской стройкой» местного значения. В институте был создан штаб ударной комсомольской стройки со всеми своими структурными подразделениями. С большим подъемом вышли на стройку первые комсомольские отряды. На стройке закипела работа. И в первый же год 8-й пятилетки увеличенный план строительства /1 млн. руб. строймонтажа/ был перевыполнен больше, чем в полтора раза. Это всех воодушевило и студентов, и весь наш коллектив. Все поверили в свои силы. Дальше, до конца пятилетки, ежегодно так и перевыполнялись все планы строительства, и к концу 1970 года были введены в строй два учебных корпуса, шесть студенческих общежитий на 2,5 тысячи мест, спортпавильон и другие объекты.
Наш опыт пошел по стране. Десятки вузов присылали к нам своих представителей для изучения нашего опыта строительства.
Как выше было отмечено, все партийные, комсомольские и административные органы, на всех уровнях и в Харькове, и в Киеве, и в Москве знали и активно поддерживали усилия нашего коллектива по созданию материально-технической базы нашего института, и только единицы скептиков в нашем коллективе и два человека в Харькове, – это товарищи Соколов И.З. /тогда второй секретарь, курировавший в Харькове строительство/ и тов. Сероштан Н.А. /нынешний секретарь по пропаганде/ возражали против строительства и препятствовали ему. Этот невероятный факт известен многим в нашем городе и за его пределами.
Перед нами по-прежнему очень остро стоял вопрос.
Как строиться в 9 пятилетке?
Как дальше создавать материально-техническую базу, без развития которой мы не смогли бы осуществлять задуманное, требуемое от нас партией и нашим замечательным временем?!
Ударные строительные отряды, состоявшие из студентов дневного отделения и работавшие на стройке по одному месяцу, сделали очень многое, и наш опыт проложил себе дорогу во многие ВУЗы страны. Однако, к началу 9-й пятилетки он уже нас не удовлетворял.
Одномесячная работа не могла дать нужной производительности труда и требуемого качества строительных работ, так как студент при всем своем желании и старании за такой короткий срок не мог стать квалифицированным строителем. На первой неделе у него появлялись мозоли и болели руки, на второй – он приобретал уже какой-то опыт, но квалификацию за такой короткий срок, естественно, не мог приобрести и производительность была ниже ученической, и только уже на 3-ей и 4-й неделях появлялась отдача до 40-50% норм штатного рабочего, но время работы заканчивалось, он должен был уходить со стройки. Задержать же его на стройке дольше нельзя, так как тогда будет наноситься ущерб учебе, переделать же учебный план на больший срок без ущерба для учебы тоже было нельзя. Сравнительно низкую производительность труда студентов пришлось компенсировать их численностью, там, где надо было иметь 100 рабочих, выводили отряды в 250 — 300 студентов.
Чтобы повысить производительность труда и улучшить качество работы студенческих строительных отрядов и одновременно резко сократить число привлекаемых студентов, решили в порядке эксперимента привлечь для комплектования строительных отрядов студентов – вечерников. Эту хорошую мысль подсказали нам те вечерники-одиночки, которые раньше сами добровольцами пришли на стройку своего института. Идея всем понравилась, так как она давала возможность решить наболевший вопрос – отсутствие на стройке квалифицированной рабочей силы. А это, в свою очередь, решало главное – повышало производительность труда и качество работы, и одновременно сохранить и приумножить накопленный опыт работы с ударными комсомольскими отрядами, с их штабом, его структурой и формами организационной и политической работы.
Было решено укомплектовать ударный строительный отряд в сто человек из абитуриентов добровольцев, успешно сдавших вступительные экзамены на дневное отделение, но не прошедших туда по конкурсу и пожелавших учиться на вечернем отделении и одновременно работать на строительстве института. Укомплектовать такой отряд всегда нелегко, так как желающих учиться и работать на стройке очень мало, только каждый 7-й из непрошедших на дневное отделение абитуриентов дает согласие идти работать на стройку. Созданный отряд вселяется в общежитие, из него создается отдельный спецпоток на вечернем отделении, одновременно организуется отдельная комсомольская организация, подбираются и назначаются командир и комиссар отряда. Комсомольский штаб стройки и деканат берут все в свои руки, включают в работу уже отработанную в институте систему самоуправления через штаб с ежедневными линейками на стройплощадке и двухнедельными производственными совещаниями на факультете. Строители в свою очередь, зачисляют всех студентов в свои штаты, обмундировывают их, учат технике безопасности и обучают строительным профессиям непосредственно на рабочих местах. Первые два месяца студенты-вечерники приспосабливаются к новым условиям, учатся и учиться, и работать, но уже к концу третьего месяца почти все начинают выполнять норму штатного строителя. По мере роста их квалификации им присваиваются разряды, и уже через 4 – 5 месяцев они все работают совершенно самостоятельно. Студенчество и преподавательский коллектив института встретили вечерников-строителей с энтузиазмом. Все в институте оказывают им внимание, заботу и помощь, все им вне очереди. И они полностью оправдали надежды коллектива. Досрочно было введено в строй девятиэтажное здание улучшенного типа на 1008 мест со значительно более высоким качеством выполненных строительных работ. Продолжается строительство такого же второго общежития. Но самое главное, это то, что институт в лице «Взлетовцев» получает более принципиальных и организованных, более закаленных трудом и жизнью студентов, которые чуточку больше любят свой институт, а значит и Родину. Поэтому, не случайно уже на 3-м и 4-м курсах они задают тон, занимают ведущее место в учебе и общественной работе, и в их лице народное хозяйство и армия получают более зрелых специалистов.
Важно то, что, наконец, найдена более целесообразная форма организации эффективной помощи строителям, которая гарантировано обеспечивает выполнение планов капстроительства и создания учебно-лабораторной базы ВУЗа с лучшим качеством.
Эту систему помощи строителям, как наиболее результативную по сравнению с той, по которой мы работали в 8-й пятилетке, уже сейчас можно рекомендовать для проверки в других базовых ВУЗах страны, как значительно более эффективную и прогрессивную. Тем более, что эта наша инициатива была поддержана всеми партийными инстанциями и Минвузом СССР. Но противники строительства и развития института не унимаются, их по-прежнему, не интересует ни дело и его результаты, ни опыт и его форма, они, по-прежнему, изощряются в выдумке приемов, как опорочить и сорвать эксперимент.
Только по студентам-вечерникам /стройотряды «Взлет»/ институт проверяли в 1975 году 9 комиссий, и все они заявили, что у них нет претензий к институту. Но противники строительства не унимались и передают этот вопрос в комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Любой ценой стремятся доказать, что ректор укрывает от армии, хотя все комиссии говорят: «Нет, не укрывает».
Всем хорошо известно, что любой вечерник имеет право на переход на дневное отделение /конечно, с соответствующим разрешением и в определенное время/, и ректор обязан перешедшему представить отсрочку от призыва, вне зависимости от того, где он работал, а вот строителей института они пытаются лишить этого права.
Лимит на отсрочку от призыва определяется контингентом мужчин призывного возраста, принятых на 1-й курс дневного отделения. Это лимит всегда выдерживался, никогда, ни одного раза, ни на одного человека не перебирался и не нарушался. Тем более, что выдержать это в нашем институте всегда легко, так как отсев с первых и вторых курсов дневного отделения всегда выше в 2-3 раза числа переводимых вечерников или принимаемых на вторые курсы. И за счет этого в армию всегда направляется больше дневников, чем принимается вечерников на дневное отделение по всем переводам, в том числе с участием наших строителей-вечерников. Но, если учесть еще и то, что в настоящее время первый курс вечерников «взлетовцев» комплектуется и по возрасту за счет лиц, которых нельзя призвать на 1-ом курсе, это либо 17-летние или уже отслужившие в армии, тогда ярко вырисовывается абсурдность обвинения.
Таким образом, вопрос об укрывательстве был исключительно притянут для опорачивания самой идеи строительства вечерниками. Но к этому нужно еще добавить, что наш институт одновременно готовит и офицеров запаса по новейшим и очень дефицитным военным специальностям. План подготовки офицеров запаса тоже надо было выполнять, тем более, что многие выпускники /более 30%/ сразу после окончания института призывались в армию. Поэтому, естественно, что все харьковские военкоматы заинтересованы призвать в армию нашего выпускника, а не необученного вечерника. Поэтому неслучайно Генштаб Советской Армии разрешил нашему институту, в порядке эксперимента, ввести в институте и военную подготовку с первого курса. Это все тоже хорошо знают наши противники, но об этом они умалчивают.
В первое время организации эксперимента по вводу в институте системы «Взлет» из-за разницы в часах в учебном плане дневного и вечернего отделения «взлетовцы» теряли год в учебе, как любой вечерник, переходящий на дневное отделение в любом техническом ВУЗе страны. В процессе поиска, становления и совершенствования этой системы мы пришли к учебному плану, который дал возможность исключить и это. В 1974 году «взлетовцы» уже полностью освобождаются от работы на стройке после окончания трех семестров, а на четвертом уже только учатся по своему переходному учебному плану и 1 октября вливаются в свой поток дневного отделения, т.е. уже не теряют года. Таким образом, уже в 1974 и 75 годах были удовлетворены все: и институт, и строители, и военкоматы, и сами «взлетовцы», и главное, спорилось и кипела работа, выиграло наше общее дело, выиграла Родина, и на душе было радостно, и я уверен, помимо нашей воли, шагнет наш второй опыт строительства по всем ВУЗам страны, так как уже тогда появились первые гонцы за ним.
Разве можно осуждать и наказывать поиск, эксперимент, инициативу, направленные на изыскание новых резервов и улучшение качества нашей работы?! Ведь группа базовых ВУЗов при Минвузе СССР была и создана решением ЦК КПСС от 03/IX-1966 г. для того, чтобы можно было проверить и апробировать в ней все новое, что рождается в высшей школе. А затем уже и распространять в других ВУЗах.
Глубоко убежден, что нами найденный, апробированный и проверенный в течение 9-й пятилетки способ привлечения студентов к строительству является наилучшим из всего, что до настоящего времени практиковалось и практикуется в стране. И этот наиболее эффективный по отдаче и качеству метод помощи строителям в создании материальной базы института можно уже сегодня Минвузу СССР распространить на другие ВУЗы.
В третьем абзаце, обвиняя меня в нарушении штатно-финансовой дисциплины, говорится, что «за счет средств, получаемых за выполнение работ по хоздоговорным темам, сверх установленных штатов незаконно содержалось 20 инженерно-технических работников и служащих», но не говорится, что институт вырос больше, чем втрое и его коллектив насчитывает в настоящее время больше 10 тыс. человек, а отделы сохранились на прежнем уровне. Наука в нем выросла в 25 раз, а научно-исследовательский сектор /НИС/ остался той же 2-й категории, и что эти двадцать человек являются тем минимумом, без которого уже будет наноситься ущерб делу, и что с этим согласны все: финорганы, КРУ и Минвуз, неоднократно проверявшие институт. И наконец, не говорится самое главное, что институту удался эксперимент на рентабельность, что за счет внедрения этих же хоздоговорных научно-исследовательских работ институт дал государству за 9-ю пятилетку суммарно 165 млн. рублей экономического эффекта, который превысил все затраты государства на содержание института за это время больше, чем в четыре раза. Или иначе, все наши выпуски инженеров за 7, 8 и 9-ю и авансом весь план выпуска за 10 пятилетку, общим числом около 20 тысяч человек переданы и передаются Родине бесплатно, без каких-либо затрат государства.
И вместо того, чтобы этот опыт изучить и распространить, меня наказывают.
И последний обвиняющий абзац в констатирующей части был записан так: «Выступал соавтором многочисленных научных публикаций и изобретений, выполненных сотрудниками и аспирантами института», а в постановляющей части это уже было сформулировано с усилением: «За игнорирование партийной и научной этики». И в этом обвинении, как и в выше указанных, допущены передержки.
Партийную и научную этику никогда и нигде не игнорировал. О партийной этике, в особенности, со мной, вообще, никто никогда нигде не разговаривал. Более того, не было этого разговора ни перед КПК, ни на самом заседании, ни после него, а когда решение пришло в Харьков, читал его и не верил своим глазам.
А что касается соавторства научных публикаций и изобретений, то они были только по профилю моей научной работы с моими аспирантами, с моим участием и с сотрудниками по отделу, где был научным руководителем, а не «выполненных сотрудниками и аспирантами института» вообще.
Более десять лет работаю над докторской диссертацией и примерно такое же время руковожу аспирантами, которые все в установленные сроки заканчивали аспирантуру, успешно защищались и утверждались ВАКом. До решения КПК руководил небольшим отделом импульсно-вакуумной техники Проблемной лаборатории по использованию импульсных источников энергии в промышленности.
Никогда и ни к кому не просился и не вписывался, и тем более, не напрашивался в соавторы. Больше того, даже когда мой аспирант т. Краснокутский А.М. неоднократно просил меня войти в соавторы, так как с моего разрешения он включил в свою работу многие положения из моей кандидатской диссертации, я не разрешил ему это сделать, так как он работал в другом отделе и на другой кафедре, и люди этого бы не поняли.
Для ускорения внедрения новой техники, родившейся и достаточно накопившейся за несколько лет работы импульсно-вакуумного отдела, возникла идея создания и выпуска небольшим тиражом (100-200 экз.) специального информационного закрытого сборника, который бы ежегодно рассылался только заинтересованным предприятиям. Эту хорошую идею, несмотря на то, что я снял свое законное соавторство почти со всех статей, все равно «зарубили»: первый сборник указанного отдела так и не увидел свет, так как было наложено «вето» на его рассылку по предприятиям страны, а рукопись второго сборника еще до КПК не была напечатана, а после заседания КПК была отозвана из типографии, и дело подготовки и издания новых сборников умерло. Этим был нанесен вред стране, так как искусственно создали еще одну преграду на пути внедрения новых прогрессивных технологических процессов в промышленность, созданных в упомянутом отделе.
Наконец, в решение КПК записано, что «С разрешения т. Масленникова Н.А. в 1975 году в студенческом оздоровительном лагере на Крымском побережье Черного моря в ущерб интересам студентов отдыхало свыше 800 человек из различных сторонних организаций». В этой сформулированной т. Мелекесцевым А.И. редакции все искажено и подтасовано.
Во-первых, отдыхало за пять месяцев 1975 года не 800, а 211 представителей других организаций, что составило всего 9,5% от всех отдохнувших, при допустимой норме 20%. Секретарь парткома хорошо знал, что наш лагерь продолжает строиться, что он одновременно является и базой отдыха и стройплощадкой, и что строители по договору имеют такое же право на отдых в нем, как и наш коллектив.
Так почему же он включил строителей в число 800, почему туда же не попали студенты других ВУЗов, получивших путевки по обменному фонду нашей профорганизацией?! И до какого фарисейского цинизма надо было дойти, чтобы туда же отнести членов семей наших преподавателей и сотрудников?! Это же игра в цифры и подтасовка.
Во-вторых, не было нанесено никакого ущерба интересам студентов. В 1975 году в нашем лагере отдохнуло 1253 студента или 17% состава, т.е. каждый шестой. Это был лучший показатель среди всех базовых ВУЗов страны, и ни один студент, желавший отдохнуть в лагере не получил отказ, а май и июнь были даже недоукомплектованы. Только ради здоровья наших студентов и преподавателей было начато и велось это трудное и беспокойное строительство за 700 км от института. Конечно, можно было и не проявлять инициативы и не строить вообще эту базу, как это делает большинство ректоров, и тогда бы никто меня ни в чем не обвинял и не было бы этого обидного упрека «в ущерб интересам студентов». Нарушений в порядке распределения путевок тоже не было никаких.
И последнее, записанное мне в решении КПК утверждало: «при его содействии, в нарушении установленного порядка, была подготовлена и принята к защите кандидатская диссертация Сухова И.Н.», что совершенно не соответствовало действительности и не имело никакого отношения ко мне, так как научным руководителем аспиранта-заочника был проф. Алексеев Ю.Н., а председателем Совета, в котором Сухов И.Н. защищался, был доц. Артеменко Н.П. С них бы и пришлось спрашивать, если бы были допущены какие-либо нарушения, но комиссия ЦК КПУ, проверявшая дело Сухова И.Н. подтвердила клеветнический характер анонимки.
…в 8-й пятилетке. Они не могли «убрать» меня с поста ректора, так как первый секретарь Харьковского обкома партии тов. Ващенко Г.И. поддерживал работу нашего коллектива и все мои новые начинания.
… Но вскоре ушел тов. Ващенко Г.И. и тов. Сероштан Н.А. сразу перешел в «атаку», начав ее с объявления мне бойкота. А несколько ранее, чтобы легче было ему осуществить заветную цель – «убрать» ректора, он направил в институт своего ставленника Мелекесцева А.И., сперва преподавателем, затем вопреки моим возражениям, делает его секретарем парткома института. Этот, ничего общего не имеющий с авиацией, горняк по образованию, бывший секретарь партбюро горного института, прославившийся там затеянной им склокой и преследованием честных коммунистов, неисправимый формалист и опытный интриган, и в нашем институте начал свою деятельность с интриг, с организации заявлений склок, с противопоставления молодых кадров опытным, с выявления и приближения к себе лиц в чем-то себя скомпрометировавших и чем-то недовольных или когда-либо кем-то ущемленных.
Первым большим его и их совместным преступлением перед партией и нашим коллективом было искусственно созданное им дело на честнейшего коммуниста-ученого, одного из основателей нашего института, профессора Пихтовникова Р.В., преждевременно уложившее его в постель, из которой он уже не поднялся. Тов. Мелекесцев А.И. и тов. Ивашко В.А. приклеили проф. Пихтовникову Р.В. оскорбительно-убивающий ярлык «несоветский».
… После преждевременной смерти проф. Пихтовникова Р.В. и получения его посмертного письма, в котором он просил реабилитировать его в глазах коллектива, я вторично обратился к тов. Сероштану Н.А., а затем и к тов. Соколову И.З., как раз в это время ставшему первым секретарем обкома, с просьбой переизбрать секретаря парткома тов. Мелекесцева А.И. как одного из организаторов этой склоки, как неотвечающего по политическим и деловым качествам требованиям к партийному работнику, но получил от обоих один и тот же грубый отказ: «Что решили себе подобрать секретаря? Работайте с тем, кого дали!!!»
… Все это, конечно, очень мешало работе и отнимало уйму времени, но не поколебало многолетнюю слаженную работу коллектива института, и мы успешно, с подъемом завершили десятую пятилетку. И я горжусь тем, что являюсь воспитанником замечательного коллектива ХАИ и верю, что правда и справедливость восторжествует…
Мне лично ничего не надо, даже зарплаты, но, не скрою, хочу завершить все начатое и бескорыстно отдать, как отдавал всю жизнь свои идеи, знания, опыт и силы родному институту, партии, народу. В этом видел и вижу смысл своей жизни, своего счастья.
…Клянусь самым дорогим для меня – Родиной и партией, что в этом письме-заявлении нет ни одного слова неправды, и поэтому прошу предоставить возможность доказать это.

Член КПСС с марта 1939 года
п/б № 02302020
Н. Масленников
г. Харьков
17.12.77 г.

P.S. «Последний корчагинец» — взято из письма друга Н.А. Масленникова, одногруппника ЗЛЕНКО Алексея Николаевича — советский авиаконструктор, специалист в области авиамоторостроения. Лауреат Ленинской премии 1960 г. за участие в разработке и создании двигателя АИ-20 пассажирского самолёта Ил-18.

P.P.S. Согласно закона о декоммунизации ул. им. Соколова (Орджоникидзевский район) переименована в ул. им. Бори́са Васи́льевича Ко́сарева (1897 — 1994) — советский художник-кубофутурист, график, один из крупнейших сценографов УССР 20-х — 40-х годов ХХ века.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>