КОЖУХОВ Валерий Дмитриевич — начальник ВЦ ХАИ, декан 6-го факультета, профессор
(отрывок из воспоминаний)
… В апреле 1968 г. по рекомендации нашего Учителя и научного руководителя Владимира Логвиновича Рвачева, мы, молодые кандидаты наук, Борис Николаевич Борисенко и я пришли в ХАИ устраиваться на работу. До этого времени Борис Николаевич несколько лет проработал преподавателем в БГПИ на кафедре общетехнических дисциплин, затем переехал Харьков и работал зав. кафедрой высшей математики Харьковского танкового училища. Шли через «выставку» (Выставка достижений народного хозяйства в те годы располагалась в лесопарке). День был тёплый, солнечный, сняли пиджаки, и, надо же, пролетавшая ворона сильно испачкала белую парадную рубашку Б.Н. Борисенко. Времени сменить рубашку не было, так и пришли к ректору. Извинились. На что ректор ХАИ Николай Арсеньевич Масленников в шутку заметил, что хорошее дело начинается с хорошего предзнаменования.
Перед нами было поставлено две задачи:
Основать кафедру прикладной математики с целью внедрения в учебный процесс и научные исследования ХАИ методов дискретной математики и для достижения этой цели создать соответствующий вычислительный центр. Борисенко планировался на зав. кафедрой, а мне предполагалась должность преподавателя кафедры и начальника вычислительного центра.
Первыми нашими действиями были командировки за опытом в МИФИ, МВТУ им. Баумана, МГУ, МАИ и т.д., где мы ознакомились с программами по дисциплинам «прикладная математика», «методы вычислений», «численные методы математической физики» и многими другими. С сентября 1968 г. кафедра начала проводить учебные занятия.
Параллельно был проведен анализ состояния научных исследований, проводимых на кафедрах и в лабораториях института, для определения их потребностей в средствах вычислительной техники. Был составлен соответствующий документ – толстенное обоснование к заявке в Госплан на получение наряда на ЭВМ БЭСМ-4. Николай Арсеньевич «подкрепил» заявку письмами от шести министерств, на предприятия которых распределялись наши выпускники и письмами поддержки от Генеральных конструкторов А.Н. Туполева, О.К. Антонова, С.В. Ильюшина.
В Госплан поехали втроем: Б.Н. Борисенко, А.И. Лопатин (тогда помощник ректора) и я. В Госплане на нас замахали руками БЭСМ-4 (на тот момент самая мощная из выпускаемых в СССР машин) распределяются только ведущим КБ оборонной отрасли. Предложили съездить в министерство Военно-морского флота СССР и посмотреть машину “Раздан”, мол, она по структуре и мощности аналог БЭСМ-4. Они позвонили в министерство, заказали нам пропуска, и мы с Б.Н. Борисенко поехали. Прибыв к морякам, конечно, не с пустыми руками, представились (здесь уместно заметить, что Борис Николаевич в прошлом капитан-лейтенант ВМС, а я рулевой и сигнальщик надводных кораблей), быстро нашли с ними общий язык, выпили «за тех, кто в море» и выяснили, что машина «сырая», уточнили некоторые неприятные особенности изделия и, приехав в Госплан, доложили о результатах инспекции.
Стали убеждать чиновников, перелистывая свой том обоснований, ссылаясь на важность выполняемых в институте работ, сроки которых, мол, регламентированы, а когда предъявили наши солидные письма, они сдались и выписали нам наряд. Срок ввода в эксплуатацию ЭВМ был определен 31 декабря 1968 г., что было записано отдельной строкой в Государственном плане СССР.
Приехав в Харьков, доложились ректору. Был конец мая 1968 г. В начале июня я съездил в г. Ульяновск, отгрузил машину. Там ко мне обратился бригадир бригады наладчиков А.В. Кравченко с просьбой взять его и специалиста по оперативной памяти БЭСМ Т.Н. Сабокарь на работу к нам. Поскольку инженеров электронщиков для обслуживания ЭВМ у нас еще не было (я был один), заполучить таких высококлассных специалистов было бы неплохо. Загвоздка – им нужно было жильё и харьковская прописка. Николай Арсеньевич эти вопросы решил.
Осталась проблема – помещение. Для такой ЭВМ нужно было порядка пятисот квадратных метров. Желательны были фальшполы, кондиционирование, необходим был силовой кабель не менее, чем на 100 киловатт. Н.А. Масленников решил, что ЭВМ нужно устанавливать в восточной части радио корпуса, на первом этаже, строительная готовность которого на то время была примерно 10%. Мне было ясно, что строители потратят не менее года на окончание строительства корпуса и что сроки запуска ЭВМ будут сорваны. Я сомневался, но ректор настаивал и определил меня в штаб стройки с широкими полномочиями. Следует сказать, что в ХАИ в то время функционировала ударная комсомольская стройка, где трудились студенты в помощь строителям – строили корпуса: 2-й учебный, легкоатлетический манеж, спорткомплекс с бассейном, радио корпус, импульсный корпус, комплекс сверхзвуковой аэродинамической трубы (кстати, таких комплексов в СССР было всего два), строились жилые дома для молодых специалистов, студенческие общежития… Так я по сути стал прорабом в подчинении которого было около двадцати строителей и около сотни студентов. Часть радио корпуса, где планировалось разместить вычислительный центр, удалось закончить только к концу ноября, однако, строители не смонтировали теплотрассу. 20 декабря пришла правительственная телеграмма, в которой предлагалось сообщить о ходе работ по вводу в эксплуатацию БЭСМ-4. Николай Арсеньевич решил на неё не отвечать. 25 декабря пришла вторая правительственная телеграмма – с вызовом ректора института и ответственного за установку ЭВМ с отчётом в Госплан. Н.А. Масленников вызвал меня и спросил: «Что можно сделать?» Я ответил: «Чтобы что-то сделать, нужны помещения». – «Пошли». Пришли в самолетный корпус, Николай Арсеньевич открыл помещение неработающей столовой: «Годится?» Да, но… в помещении окно раздачи, печь, в других комнатах – мясорубки, тестомесилки, емкости для мытья посуды, разделочные столы, в зале – столы, стулья, посуда… Словом столовая – только без персонала и посетителей. Естественно, ни силового кабеля, ни розеток, ни фальшполов – столовая. И 25 декабря… Николай Арсеньевич позвонил секретарше и через десять минут в зале стояли начальники всех хозяйственных служб и начальник военной кафедры генерал Добролетов Н.И. Н.А. Масленников сказал: «Здесь нужно быстро сделать помещение для вычислительного центра. Что нужно делать – я не знаю. Знает вот этот молодой человек. Он будет давать вам распоряжения от моего имени. Исполняйте быстро и точно. Я буду спрашивать у него, как идут дела и, не дай бог, он на вас пожалуется». С тем и ушел.
Я объяснил каждому задачу. Генерал позвонил на кафедру, пришли два взвода крепких парней под руководством офицеров: «Что делать?» – «Ребята, столовая была хорошая?» – «Не очень». – «Ломай!» «Как?» – «Да вот так!» И стал расшатывать трубу – ограждение для очереди. – «Но оборудование не портить, аккуратно складировать вон в то помещение. Печь разобрать, духовку, колосники, жаронагревательную поверхность тоже заскладировать. Работаем!» И понеслось. Закончилась пара. Пришли другие, продолжили. Выкопали траншею к подстанции, протянули кабель. Сбили кафель, в штукатурке пробили штрабы, заложили провода для розеток и освещения. Тут же штукатуры затирали стены и т. д.
Прибежал зав столовой Загоскин А.И., стал скандалить, я послал его… к ректору. Через два часа появилась комиссия из обкома профсоюза – как же ломают столовую! Пришел ректор. Комиссия не поверила, что пару часов назад здесь была столовая. Загоскину сказали, что на работу нужно ходить, что здесь уже по крайней мере две недели ведутся работы. Н.А. Масленников, из-за спины комиссии, показал мне поднятый большой палец, мол, молодец и ушел.
28 декабря мы вчетвером я, А.В. Кравченко инженер П.П. Щусь и бульдозерист к 19 часам закончили по снежной каше транспортировку ящиков с оборудованием из ангара в бывшую столовую. На следующий день начали монтаж.
Когда 5 января приехала злая комиссия из Госплана, у нас уже шли тестовые задачи. 13 января мы подписали акт сдачи машины в эксплуатацию.
Обошлось без выговоров. Правда, и без премий.
А 16 января 1969 г. был подписан приказ о создании вычислительного центра ХАИ. Через год мы поставили ЭВМ БЭСМ-4м, затем ЕС 1020, ЕС 1022, ЕС 1033, ЕС 1060. Ввод всех этих машин был записан отдельными строками в государственных планах СССР. Кроме того, было много других ЭВМ таких как Мир, Мир 2, Наири, Проминь, и др. Так была создана база для компьютеризации учебного процесса в ХАИ.
БЭСМ-4
БЭСМачи
Две "сестры" БЭСМ-4 и БЭСМ-4М
Конечно было всё не так гладко. При подготовке помещений к установке ЕС 1033 случилось большое ЧП.
Зал ВЦ ХАИ
Пульт БЭСМ-4
На ВЦ хозяйство было большое, работало двести человек, во всех корпусах института функционировали учебные и научные лаборатории, оснащенные ЭВМ, шла реконструкция основных залов. К тому времени. Меня ещё назначили заведовать кафедрой прикладной математики, т.к. Борисенко Б.Н. отработал зав. кафедрой три срока и не мог дольше находится на этой должности. И вот я сижу не кафедре, когда поступает сигнал, что горит самолётный корпус и, в частности ВЦ. Прибегаю, действительно горит, но, конечно не весь корпус, а только пристройка ВЦ. Как потом мне сказали пожарные им позвонили и сказали, что горит самолетный корпус. Приехало 12 пожарных машин, толкотня, брандспойты держат майоры, поскольку командует пожарный полковник. Еще два полковника КГБ и милиции орут: «кто здесь начальник?» Подхожу, «я начальник вычислительного центра». «Докладывайте». «Сейчас разберусь и доложу». Какие-то люди в штатском встали по бокам, хорошо хоть наручники не надели. Разобрался. Демонтаж стеклянной перегородки мои ребята произвели своими силами. Остался центральный столб, который упирался в потолок. Зная, что потолок деревянный, я наметил мелом линию разреза посредине столба меду полом и потолком. Сварщик решил «сэкономить» и. резал автогеном столб под самым потолком, после чего ушел на обед. Загорелся потолок, чердак, крыша, пристройка то одноэтажная. Пламя, дым, паника, сигнал пожарным и т.д. Полковник КГБ — диверсия на режимном объекте. Какая диверсия – глупость человеческая. Полковник милиции – ущерб более пятидесяти рублей – уголовное дело, а в крыше дыра больше метра, небо видно. «Так крыша идет под реконструкцию, её менять будут». «Где план реконструкции?» «У моего зама, в сейфе». «Где зам?» «На обеде, скоро придёт». Зам стоит рядом, все понял, поняли и мои сотрудники и стали потихонечку расходится. Слинял и Юра Менжулов, мой зам. Я сказал дежурному инженеру, передать секретарю как появится зам немедленно его послать его сюда с планом. Минут через двадцать появляется запыхавшийся Юра с планом. Таковой имелся, однако в нём, естественно, не было пункта о реконструкции крыши. Допечатали, поменяли страницу, но весь план напечатан на машинке с бледной лентой, а вставленная страница напечатана жирно. Но обошлось. То ли недосмотрели, толи пожалели, полковники уехали. Поехала и техника. Остались капитан и два старлея –пожарные – оформлять протокол. Отвели в сторону и начали ныть, что у них как раз должен быть обеденный перерыв…Намек понял, сели в «бобик», заехали домой, взял деньги, поехали в ресторан «Околица», там окончательно и «залили пожар».
Особые трудности возникли при установке машины ЕС1060. Дело в том, что она оказалась очень «сырая» и очень критичная к температурному режиму. О «сырости» ЭВМ можно судить по тому факту, что после двух лет её успешной эксплуатации, к нам вдруг приехала бригада монтажников и тупо, по схемам сделали порядка двухсот пятидесяти перепаек. Поскольку это были просто рабочие, в чём дело, они объяснить не смогли. Как она до этого работала? Впрочем, кое кто предположил, что из машины, возможно, были удалены «буржуйские» элементы систем шпионской слежки.
Чтобы подчеркнуть прогресс в электронике, я рассказываю студентам, что ЕС1060 весила тридцать тонн, потребляла сто пятьдесят киловатт электроэнергии, которые преобразовывала в тепло и требовала для охлаждения воздух строго семнадцать градусов. Для исключения скачков напряжения питания предусматривался мотор – генератор, мощностью 150 киловатт, система кондиционирования потребляла 250 киловатт. Для сравнения компьютер, на котором я набираю этот текст, весит два килограмма, потребляет 150 ватт электропитания, не требует дополнительного охлаждения и при этом имеет быстродействие и память примерно в 1000 раз больше… Прогресс! К ЕС1060 у нас было подключено порядка двухсот пятидесяти выносных терминалов, установленных в аудиториях и лабораториях в различных корпусах ХАИ.
При установке наших ЭВМ нам приходилось то рыть траншеи для новых кабелей, то капитально перепланировать помещения, переоборудовать системы кондиционирования, создавать систему автоматического газового пожаротушения вычислительного центра. А во время войны на территории ХАИ велись ожесточенные бои, от которых кое-что осталось. Когда мы что-то копали, то обязательно находили то гранату, то снаряды, то мины. Поэтому перед выполнением земляных работ я всегда предупреждал, что, найдя что-либо подозрительное звать меня. И вот под самолётным корпусом, в подвале, решили установить мотор-генератор на 150 квт. Понадобился фундамент. Только начали копать обнаружили два провода, которые шли в глубь. Аккуратно копнули дальше, наткнулись на здоровенную, как потом выяснилось противотанковую гранату. Вокруг неё были мотки проволоки. Стоп. Как всегда, в таких случаях вызвали саперов. Те сказали: «ООО! Знакомые вещи! Отступая в 1941 г. наши оставляли немцам сюрпризы в виде дистанционно управляемых радиомин большой мощности. То, что вы нашли является только взрывателем. Провода шли к радиоприёмнику. Проволокой вокруг гранаты были привязаны толовые шашки, эдак килограмм пять. Тротил от времени разложился. Основной заряд лежит ниже.» Забрали гранату, копнули дальше, сантиметров через сорок обнаружился корпус авиабомбы. Сапёры определили – 400кг. Я объяснил, что здесь должен быть установлен мощный мотор-генератор и что бомбу нужно извлечь. На что сапёры сказали, что это невозможно, т.к. бомба лежит на хорошо смазанной противотанковой мине – рванёт. Что же делать. «Забетонировать и ставить ваш генератор». Не поверил, пошли к ректору, он позвонил областному комиссару. Тот спросил фамилию сапёра. «Капитан такой – то.». «Можно верить.» Заставили капитана написать расписку. Засыпали бомбу землёй, в пол метра, налили бетона три метра, проставили анкера, установили генератор в ближайшее воскресенье убрали охрану из корпуса, выставили оцепление, оттянули пусковые провода метров за двести, за корпус моторного факультета и нажали кнопку. Ничего не произошло. Раз, другой…пятый. Всё тихо. Может генератор не запускается. Мобилок тогда не было. Пошел к корпусу, а как услышишь? Генератор в подвале метров за сорок, да ещё за двумя дверными проёмами, да ещё ниже коридора на метр, да еще за углом – не услышишь. А, пошел, сел на фундамент, рядом с генератором, жду. Пуск, пошел и так как договорились десять раз. Все в порядке. Сматываемся. Сменился ректор, новый нашел в сейфе расписку, вызвал меня. Но к тому времени генератор трясся на мине уже год… Каждому новому декану самолётостроительного факультета я рассказываю, что метров пятнадцать под его креслом замурован фугас. Шоб знали…
Очень попортили мне нервы пожарные. Установи, да установи систему автоматического газового пожаротушения. Штрафовали по два раза в год. То где-то не так установлена розетка, то кипятильник найдут. Конечно был пожар… а главное у нас было восемьсот литров спирта в год! Вот и ходили они по вычислительным центрам дань собирать штрафы, понятно, оплачивались спиртом. Нужна была эта система пожаротушения как корове седло. Сделали, благо тогда страна была богатая. Поставили датчики на температуру и на дым. В каждый зал с оборудованием протянули трубы для подачи фреона. Поставили дренчеры – распылители газа. Трубы утянули в подвал. Возле вахтера поставили шкафы с автоматикой. В случае задымления или повышения температуры в подвале срабатывали пиропатроны, открывающие баллоны с углекислым газом, которые, в свою очередь запускали фреон 147 в соответствующее помещение. Короче, не секрет, что ночные смены (а машины считали круглосуточно), операторы, загрузив машины с перфокарт задачами, ложились поспать. Молодежь спит крепко, сработает сигнализация, сирены не услышат, получите наутро кучу трупов. Ага, сдали пожарным систему, вытащили пиропатроны и пусть система «работает». Всё лафа для пожарных закончилась. Кстати, пожалуй, в Харькове у нас был единственный ВЦ, оборудованный такой системой. Приходили коллеги смотреть, хватались за голову. Кстати. О том, как не просто было сделать такую систему: могут иллюстрировать такие факты. Строился в Харькове оперный театр. Звонит секретарь обкома, ректору тот мне: «У нас не осталось лишних датчиков к системе пожаротушения?» Обком не мог достать. Помогли. Звонит мне директор ХАЗа Васильченко Л.П.: «Мы слышали, что вы заправили систему пожаротушения фреоном 147. Не осталось ли у вас немного? Очень нужно». А у нас спец бочка на 800 кг. тара возвратная, заправили 300 кг., а остальное хоть в атмосферу. Да нельзя озоновый слой разрушать. «Заберите, только тару в Мурманск отправьте». «Без проблем». Кстати, с Харьковским авиазаводом у нас были очень дружеские отношения. Мы им помогали консультациями по системе ЕС. Они нам материалами. А познакомились мы с Л.П. Васильченко случайно. Мы праздновали десятилетие ВЦ ХАИ, в ресторане «Мир», а они в том же зале провожали на пенсию главбуха. Поняв, что это ХАЗовцы, я, мне тогда было тридцать восемь, провозгласил тост за них, наших учеников за соседним столом… Старшие товарищи тост оценили, и с хохотом сдвинули столы…
Огромные проблемы были с кондиционированием. Дело в том, что ЕС1060 была весьма критична к температуре. Охлаждаемый ЭВМ воздух должен иметь на входе семнадцать градусов. А машина потребляла сто пятьдесят киловатт и всю энергию переводила в тепло. Кондиционеры у нас были, но недостаточной мощности, да и работали они с другими машинами. Вообще, с установкой такой огромной ЭВМ пришлось полностью перепланировать помещения под машинные залы. Понадобились вспомогательные помещения под генераторную, систему пожаротушения, склады, систему кондиционирования. К вопросу помещений мы ещё вернёмся, но как быть с кондиционерами? На очередной традиционной встрече выпускников обнаружились хаёвцы, работники объединения «Тайфун», из города Николаева. Предприятие выпускало кондиционеры для морских судов. Ректор В.Г. Кононенко через Харьковский обком, затем через ЦК КПУ вышел на Николаевский обком, с подачи которого вышли на директора объединения. Поехал в командировку, ознакомился с продукцией и пришёл к выводу, что нужно просить двенадцать малогабаритных корабельных кондиционеров, на что директор ответил категорическим отказом поскольку по указанию ЦК КПСС месяц назад с трудом смог выделить два таких кондиционера на мавзолей Ленина. Нужно было искать компромисс. Директор предложил мне походить по цехам и лабораториям и поискать, что-либо из не очень нужного. Честно говоря, я тогда ещё весьма слабо разбирался в холодильных установках большой мощности, так, в общих чертах. Весь мой опыт базировался на том, что я собрал два самодельных холодильника для себя (тогда попробуй купи домашний холодильник) и наблюдал как в Бердянске, при установке ЭВМ МИНСК-1 холодильщики изготовили нам систему кондиционирования. Соображения были таковы, что если ЭВМ сто пятьдесят киловатт переводит в тепло, то и компрессор холодильной машины должен крутить двигатель не меньшей мощности. В одной из лабораторий нашлась холодильная машина А-220, вроде подходящей мощности, но это пол дела. Нужен теплообменник фреон – воздух, градирни для охлаждения конденсатора, распределители воздуха – воздуховоды, вентиляторы. Само собой, помещения, где это всё разместить. Но нужно решать проблемы по мере их появления. Вначале нужно было подобрать теплообменник и понять, как всё это состыковать и согласовать. Для этого, я пригласил бригаду наладчиков к себе в гостиницу, сказав, что у меня есть коньячный спирт, двадцатилетней выдержки, привёз из Баку. Естественно я там никогда не был. На самом деле «коньячный спирт» был обыкновенным этиловым спиртом высшей, правда, очистки, в трёхлитровом бутыле, в который было добавлено пол литра Рижского бальзама. На вкус это был весьма приятный напиток. Была порезана колбаска и т. д., достаю банку спирта и, о ужас, в верхней части банки прозрачный спирт, а внизу коричневый Рижский бальзам. С невозмутимым видом взбалтываю банку, получаю мутную коричневую жидкость. Делать нечего, наливаю по четверти стакана, доливаю в каждый воды, жидкость мгновенно становится прозрачной. Сам удивился. Публика повеселела. А на вкус то, что нужно. Главное, что я не растерялся и все манипуляции произвел с невозмутимым видом. Нарисовали схему. Когда я пришел к директору, он ещё съехидничал: «А вам с левого борта или с правого теплообменник?» На что я ответил: «Да хоть с кормы». Отгрузил, уехал.
Вместо градирни решили соорудить бассейн с фонтаном. Стали рыть котлован, но оказалось, что в этом месте находится угольная яма от заброшенной котельной. От этой идеи пришлось отказаться. С трудом добыли две мощные, малогабаритные градирни. Расстаралась ст. инженер И.А. Гарбуз. У неё был просто талант снабженца. Это она достала баз нарядов датчики для системы пожаротушения, бочку дефицитного фреона 147 для той же системы, бочку фреона 12 для системы кондиционирования и многое другое. Кстати, это под её руководством была создана система пожаротушения. Спасибо ей.
Оборудование есть, но куда его ставить? На первом этаже свободных помещений нет. На второй, тяжелое оборудование не поставишь, да и не куда. Остаются подвалы, которые мы на нулевом уровне и так все заняли. Осталось помещение бывшей котельной, но его пол ниже уровня земли метров на десять. На метр заполнено водой. Да и как затащить туда громоздкое, многотонное оборудование? Мы пятитонный мотор – генератор по лестнице и по коридорам еле протащили, он более компактный. Решили снаружи корпуса вырыть приямок шесть на три метра, а в фундаменте корпуса проделать отверстие три на три метра, поставить там ворота. Затем опускать краном оборудование в приямок, после чего затаскивать его во внутрь. Идея идеей, но как пробить такую дыру в фундаменте, чтобы не разрушить здание, чтобы оно не треснуло, чтобы не дало усадку? Да и полы приямка и подвала нужно совместить. Начали обследование состояния стен. Возле был небольшой приямок с окном в подвал. Над ним кирпичный, метр на метр дымоход высотой свыше десяти метров. Опустились вниз и тут я увидел, что дымоход опирается углом только на один камушек размером меньше кирпича, остальное вымыло дождями. Как он, многотонный, еще держался не понятно. Быстро удрали из подземелья. Пришлось осторожно сверху дымоход разбирать. После этого отгородили примерно шестьдесят квадратных метров подвала усиленной стеной. Через старое окно в приямке насыпали шесть метров песка проливая его водой. Затем залили полуметровый слой бетона пол и фундамент одновременно, выровняв его по уровню пола нашего приямка. Прежде, чем долбить фундамент я проконсультировался с метростроевцами, благо это были старые знакомые по ХИГМАВТу горняки. Они же дали напрокат четыре огромных домкрата. В начале мы пробили сквозь фундамент два отверстия, в которые вставили стальные болванки диаметром сто миллиметров, выступающие с двух сторон фундамента. Ширина фундамента оказалась чуть больше метра сложен он был из гранитных глыб. Сверху от болванки к болванке пробили штрабы в которые ввели швеллеры. Приварили их к болванкам и вмазали их в фундамент. Получилась балка, которую подпёрли домкратами. Теперь можно было аккуратно крошить фундамент под балкой. Долбили отбойными молотками недели две. Проректор по хозчасти И. С. Сыроватский прибегал каждое утро и изрекал: «Корпус треснет – посажу». Пришлось пожаловаться ректору: «Не помогает, так пусть хоть на нервы не действует». Помогло, больше не бегал. Поскольку ходить к оборудованию через приямок неудобно, решили из коридора подвала корпуса пробить дверь. Технология пробивания фундамента была уже отработана, я занялся другими делами. Через некоторое время спустился в подвал и чуть не упал в обморок. Ребята так увлеклись, что расковыряли бутовую стену метра на три в ширину без подпорок домкратами и швеллерами. Срочно пришлось закладывать лишнее, оставив только метровый проём для двери. Слава Богу, что не случилось аварии.
Опустили и затащили оборудование, смонтировали систему. Кондиционер получился намного более мощный, чем нам нужно было. Но это мне говорили ещё и наладчики из Николаева. Для уменьшения мощности они рекомендовали заправить его фреоном 12 вместо фреона 22. Этого оказалось недостаточно, и мы решили заменить двигатель компрессора с 1500 оборотов в минуту на 750 оборотов. Всё хорошо, мощность согласовали, но при уменьшении оборотов упало давление на подшипниках в компрессоре. Вышли из положения — поставили на подкачку насос с гидравлики какого-то МИГа. В системе была автоматика куча манометров. На прощание наладчики предупредили, что, если будет такая-то комбинация показателей приборов, нужно срочно выключать компрессор, иначе он пойдет на влажный ход, будет гидроудар и взрыв. Об этом я своих «кондиционерщиков» предупредил.
…К 1983г. коллектив вычислительного цента насчитывал 200 человек. «Большой» ВЦ располагался в корпусе самолётостроительного факультета. Здесь были основные машинные залы, оборудованные кондиционерами, системой автоматического газового пожаротушения и располагались крупные вычислительные комплексы. В начале БЭСМ-4 и БЭСМ-4М, затем их сменили ЕС ЭВМ: 1020, 1022, 1033, 1060. Структурно «большой» состоял из нескольких групп. Электронщики под руководством А.В. Кравченко обеспечивали надёжную работу машин, которые работали круглосуточно, поэтому Александру Васильевичу подчинялись и работники смен. Системщики В. Галкин С.С. Владимиров, и А. Портянко, отвечали за качественное функционирование операционных систем. Группа консультантов – программистов, руководитель В.П. Горяинова, консультировала научных работников, преподавателей кафедр, аспирантов и студентов по вопросам программирования и отладки задач. Группой подготовки данных командовала Л.Н. Абросимова – набивали перфокарты.
Зал подготовки данных ВЦ ХАИ
Группой "графьев" - машинной графики руководил А. Резуненко
Группой «дисплейщиков», заведовал вначале М. Толокин, затем В.С. Слюсаренко (количество дисплеев, подключенных к ЕС ЭВМ доходило до двухсот пятидесяти, причем располагались дисплейные классы в различных корпусах. Группа кондиционирования тоже работала посменно и обеспечивала температурный режим ЭВМ. Была еще группа АСУ ВУЗ – разработчики и эксплуатационники системы и R группа, про которую я расскажу далее. Кстати автоматизированная система управления ВУЗом впервые заработала в 1973г. а далее совершенствовалась. Состояла она из подсистем: «текущая успеваемость», «абитуриент», «экзамен», ректорской системы «контроль исполнения поручений», позже была разработана система для бухгалтерии. Система была передана в сорок восемь ВУЗов страны. В 1980 году эта система была представлена на ВДНХ в большой выставке, посвященной пятидесятилетию ХАИ, и была отмечена двумя «серебряными» медалями.
«Малый» ВЦ располагался в радио корпусе. Там были установлены «малые» ЭВМ. В начале «Проминь» десять штук, затем «Наири», которые работали скверно и несколько машин Мир-1 и Мир-2. Фактически это были персональные компьютеры. Особенно хороши были Мир-2, разработанные в Киевском институте кибернетики.
Малый зал ВЦ ХАИ
У них был очень удобный язык программирования для решения инженерных задач, «Алмир», хороший дисплей с возможностями работы с графическими объектами, оснащенный «световым карандашом», позволяющим «рисовать» графические объекты непосредственно на экране для последующего их ввода в ЭВМ.
Поменялся ректор. Н.А. Масленникова «съели». «Съели» некрасиво, не дав доработать полгода до пенсии. Ну проводили бы с почётом, всё-таки он много сделал для ХАИ – построил кучу корпусов, жилые дома, спортивный манеж – крытый стадион, спорткомплекс с бассейном (вода с подогревом), комплекс сверхзвуковой аэродинамической трубы (кстати таких комплексов в СССР было всего два). общежития, столовые. Но он был к.т.н., доцентом… и фактически занимался в основном строительством, переложив заботу об учебном процессе и науке на проректоров, которые, впрочем, были «на месте». С Н.А. Масленниковым у меня были хорошие отношения, как, впрочем, и с последующими ректорами. Новый ректор Вадим Григорьевич Кононенко профессор, д.т.н., лауреат государственной премии, поначалу отнёсся ко мне плохо. Как раз за две недели до того, как он стал ректором, Н.А. Масленников расширил ВЦ за счет двух комнат, которые он отобрал у кафедры, которой заведовал Вадим Григорьевич. Нужно же мне было где-то работников размещать, группу консультантов, дисплейный класс. Занял, также, я и небольшую комнатку, освободившуюся от коменданта корпуса, переехавшую на первый этаж, где оборудовал себе уютный кабинетик, оснастив его самодельной «стенкой» для технической литературы, принесённой из дома. В стенке поместился и шкафчик для одежды, холодильник, сейфы. Для проведения еженедельных «оперативок» была изготовлена опять же самодельная простая, но мягкая мебель. Как только Вадим Григорьевич стал ректором, его «приближенные», по-дружески, посоветовали мне освободить комнаты. Я этого сделать не мог – некуда было девать людей и так располагались тесновато. Недели через две, спускаясь с третьего этажа, я увидел ректора, в окружении свиты. Увидев меня, он обратился ко мне весьма грубо. Мол тебя… предупреждали, чтобы ты не…и освободил помещения… И далее в том же духе. На что я ответил: «Конечно, Вы ректор и можете снять меня с должности, но разговаривать со мной в таком духе, я не позволю. Помещения нужны не мне, для квартиры, а для дела». Повернулся и ушел. После чего мне «приближенные» сказали: «Всё, Кожухов, ищи новое место работы, если найдёшь его в Харькове». К чести Вадима Григорьевича он выждал две недели, а затем вызвал меня к себе и сказал: «Валерий Дмитриевич, ты ходил в любимчиках у Масленникова, со мной этого не будет! Я хочу разобраться, что такое ВЦ, его роль в ХАИ и почему ты оккупировал почти пол института. Пошли смотреть твоё хозяйство». «Хорошо, с чего начнём?» «Осмотрим всё, от занятых тобой подвалов о до кабинета, который ты, говорят, себе отгрохал». В кондиционерной, помещении системы пожаротушения, генераторной вопросов не было. Показал склады с бумагой, перфокартами. В одном подвальном помещении шла разборка списанной ЕС1020. «А это зачем, выбросить её и всё, такое помещение ерундовым хламом занимать». «Нельзя, этот «хлам» содержит драгметаллы, они на строгом учете, необходимо разобрать и сдать». Пошли в машинные залы. Когда он увидел десятки шкафов, ЕС1060, а внутри каждого по три «страницы», заполненные
сотнями ТЭЗов, с микросхемами, толстенные жгуты проводов, соединяющие эти шкафы, он спросил, мол, а кто в этом всём разбирается? «Группа электронщиков». «А что это за стенка шкафов?» «Здесь хранятся электронные схемы – и прочая техническая документация». Покачал головой, потом зашли в зал машинной графики, дисплейный класс. Объяснил сколько дисплейных классов расположено в других корпусах. Предложил пройти на «малый ВЦ». Отказался. «Пошли к тебе в кабинет». Зашли, сели. «Откуда литература?» «Моя, из дома». Увидел погонный метр книжек документации по операционной системе и по программированию. Полистал: «Что за китайская грамота?» Объяснил. «И ты всё это знаешь?» «Нет, не всё, я знаю во это, это, это…». «Если бы сказал знаешь всё, не поверил бы. Ну хватит, пошли ко мне». Пришли в ректорский кабинет, достал бутылку коньяка, бастарму, выпили. Что будем с помещениями делать. Сошлись на варианте, при котором ВЦ в площадях не терял, получая другие комнаты, а «спорные» я возвращал. После этого у нас были прекрасные деловые отношения. Иллюстрацией их может служить следующее: Как-то мне по какому-то вопросу понадобилась помощь ректора в министерстве, а подчинялись мы тогда, минуя Киев, напрямую министерству высшего образования СССР, поскольку входили в двадцать восемь так называемых базовых ВУЗов страны. На Украине таких ВУЗов было всего три ХАИ, Николаевский кораблестроительный и Днепропетровский госуниверситет. Я обратился к В.Г. Кононенко, он отмахнулся – некогда, езжай и решай сам. Поехал, ничего не получается, не мой уровень. Уже отчаялся, вдруг вижу идет по коридору Вадим Григорьевич, в окружении деканов и проректоров ХАИ. Увидел меня: «Ты чего здесь делаешь?» «Да помните…?» «Ну и как получается?» «Да нет, а сроки жмут». «Пошли. А вы пока подождите». Зашли к начальнику главка, а они приятельствовали, решили вопрос, заодно и выпили, было обеденное время, когда через пару часов вернулись к нашей делегации, те смотрели на меня чёртом, впрочем, дело было сделано и я поспешил уехать.
Всех «высоких» гостей, посещавших ХАИ, в обязательном порядке водили на экскурсию в «большой» ВЦ. Мы рассказывали о использовании ЭВМ для решения научных и учебных задач, о работе АСУ вуз, а на прощанье БЭСМ-4 «исполняла» блюз «К Элизе» Бетховена. Машины на «малом» ВЦ «музицировать» не умели. Сей недостаток устранил, в то время начальник «малого» ВЦ Н.И. Тарасов, умудрившийся заставить десять «Променей» хором исполнять музыку песенки «где-то на белом свете, там, где всегда мороз…»
Однажды мы принимали очередного «важняка» и в его «свите» оказался В.А. Ивашко, знакомый мне ещё по ХИГМАВТу. Он был горняк по образованию, к.т.н., доцент. Вместе сидели за одним столом на курсах английского языка. Особых отношений не было, иногда случайно встречались в городе и общались. Провожая гостей, я поравнялся с ним, и поздоровался: «Привет, Володя». И тут же получил сзади тычок под ребро. «Ты чего здесь?» Получил второй тычок. «Да так, сопровождаю…». Тыкал меня секретарь парткома ХАИ А.И. Мелекесцев. Когда проводили гостей он набросился на меня: «Какой он тебе Володя, он зав отделом обкома, а ты Володя, Володя». «А как его отчество?» «Антонович — Владимир Антонович». Вот чего я никогда не понимал, так это чинопочитания. Если, например, в молодости я был знаком с Сергеем, то он оставался для меня Сергеем навсегда, независимо от того какую должность он занимал, и он для меня никак не мог стать, скажем, Сергеем Петровичем. Но Бог с ним…
…Технический прогресс не стоит на месте. Вместо громоздких машин, занимающих огромные площади, появились персональные компьютеры, вначале «слабенькие», с небольшим быстродействием, малой памятью, затем всё более мощные. Теперь «ноут», на котором я набираю этот текст, имеет быстродействие и память в тысячи раз больше, чем ЕС1060 и помещается в сумке, не требуя ни кондиционеров, ни особых помещений, да и потребляет незначительное количество электроэнергии, может даже длительное время работать на аккумуляторе, при этом по сложности электронных схем превосходит прежние «большие» машины… Как это всё умудрились «вбить» в одну микросхему – уму непостижимо. При этом всё работает настолько надёжно, не ломаясь годами, что профессия электронщика выродилась до «отвёрточной» технологии. А ранее, за сложность работы их уважительно именовали «яйцеголовыми». Фантастика!
Вычислительный центр потерял свою актуальность, персональные компьютеры «растащили» по кафедрам. Я ратовал за то, чтобы оставить централизованное техническое и системное обслуживание, а также группу консультантов, но меня не услышали. Теперь каждая кафедра «варится» в собственном соку, не всегда на должном уровне. Впрочем, уровень этот постепенно растёт, может это к лучшему.
Примерно к 1990 году я начал осознавать, что эра «больших» машин уходит в прошлое.
…Наступила совершенно новая эпоха – эпоха персональных ЭВМ и интернета.
В апреле 1990г. меня пригласили в ректорат и предложили создать инженерно-менеджерский факультет, позднее он был переименован в факультет экономики и менеджмента. Дело для меня было совершенно новое. Предполагалось, что на факультете будет две специальности: «экономика и менеджмент» и «программное обеспечение автоматизированных систем».
Я взялся за это дело…
… Так уж получалось, что я всю жизнь был начальником. Но я никогда не приходил на «насиженное место», коллективы создавались «с нуля». Все коллективы были прекрасными, отношения в них были «тёплыми», нас всегда объединяло общее дело, взаимное уважение, и, если хотите дружеские отношения. Какой коллектив был самым любимым? Все были хороши, но, всё же вычислительный центр ХАИ, наверное, занимает в моём сердце первое место. Да, мы были молоды, сознавали ответственность и важность нашей деятельности. Сотрудники отбирались из добровольцев – студентов, выпускников ХАИ, которые затем защищали дипломы по тематике ВЦ под моим руководством. Многие из них затем уходили на кафедры, становились доцентами и профессорами, но связи с нашим коллективом не теряли. Знамениты были и наши вечера, на которые хотели попасть многие сотрудники института, часто обращаясь ко мне – пригласи на вечер, на что я неизменно отвечал: «Приходи, если тебя пригласит кто-либо из нашего коллектива». А в коллективе было двести человек и из них сто шестьдесят женщин. Кое кто удивлялся: «Как ты с ними управляешься?» Увы, зачастую в «женском» коллективе возникают определённые специфические трения, которые нужно нивелировать, конечно таковые случались, причём, как правило, по пустякам. Вот придут ко мне, начинают друг на дружку жаловаться. В первый раз я не знал, как реагировать сижу, и молчу. Когда они выговорились, не становясь ни на какую сторону, посетовал: «Мне бы Ваши заботы, ситуация не стоит Ваших нервов, и я советую Вам не разводить канитель по пустякам, а пожать друг другу руки, обняться, а то и сбегать в гастроном за бутылочкой винца и дальше жить проще и дружнее». Помогало. Позже бывали случаи – придёт женщина и начинает мне жаловаться на свои семейные неурядицы. Сижу молча, не понимая причём тут я. А она выговорится и говорит: «Спасибо Валерий Дмитриевич, Вы мне так помогли». А я и слова не произнёс. Видимо пока говорила сама что-то поняла. Ну и слава Богу. Однажды примчалась ко мне целая делегация женщин, как говорится «с горящими глазами», принесли книгу Карелина «Последний переулок» и со словами: «Вот настоящие отношения между мужчиной и женщиной» дали мне прочесть цитату:
О, как умеет женщина оскорбить человека, мужчину, если другой в этот миг владеет её помыслами! Мстя тому, может быть кто дорог ей, за что-то обязательно все же мстя, хоть и счастлива с ним, а потому мстя другому. Поквитаться всегда есть за что.
У счастья всегда есть горчинка в привкусе. Женщина и мужчина всегда в сражении.
Лазарь Карелин. Последний переулок.
Ответил я им на следующий день в нашей стенгазете:
Быть может я не прав, рассудят люди,
Но только один умник написал,
О женщинах, что мстят, ему, зануде,
И что таких он каждый день встречал.
И пишет он, стеная и рыдая,
Как женщина умеет оскорбить!
Словами точно ядом поливая,
Как будто хочет вовсе уморить.
Мстя, мстя ему, хоть может он и дорог,
Сама, за что, не зная, все же мстя,
Как будто впрямь он ей последний ворог.
Как будто не жила его любя.
И наклонивши голову безвольно,
Он слушает, подавлен и смущен,
Вздыхая тяжко, тихо и покорно,
И вспоминая жизнь как очень глупый сон,
И в утешение себе бормочет непременно,
Что и великие, вы помните в сердцах,
Мол, черт ли сладит с бабой гневной,
Писали в поэтических строках.
Чудак мужик, ну где твое начало?
Сгреби в охапку и к себе прижми!
Люби её, что б песнею звучала
Твоя любовь. Встряхнись и не грусти.
Ты можешь быть и грустным, и веселым,
Наверно лучше, если весельчак.
Ты можешь быть здоровым, нездоровым,
Но обязательно серьезнейшим в делах.
И обязательно надежей и опорой,
Чтоб за тобою, как за каменной стеной.
И станет женщина твоей Авророй,
А ты её мечтою голубой.
И станет она тиха и покорна,
Мила, светла, приветлива, добра,
И в отношении к тебе мажорна,
И будет ваша жизнь безоблачно чиста.
Ты только помни, она вышла замуж…
Ты заслони её от жизненных невзгод.
Попробуй так, а коль не выйдет, там уж,
Считай с тобой не женщина живет.
И женщине скажу, раз замуж вышла,
То спрячься за него и не ропщи,
И не крути его как лошадь дышло,
А если крутишь, то уж не взыщи.
Он станет существом безвольным,
И будешь ты в обидах и слезах,
И мужиком, и бабой, с полною обоймой
Забот и горестей на сгорбленных плечах.
И он возле тебя будет крутиться,
Еще не баба, но и не мужик.
А может он так запросто и спиться,
Или к другой податься в тяжкий миг.
Попробуй ты к нему с теплом и лаской,
И покажи ему, что ты слаба…
И вверь ему себя ты без опаски,
Скажи, что силою его горда.
В нем рыцаря твоя любовь разбудит,
Подставит он тебе свое плечо.
И никогда, ты слышишь, не осудит
За то, что ты целуешь горячо.
Ты помни, женщина, твоя забота
Хранить, лелеять очага тепло.
А у него же главное работа
И прокормить семью, а это нелегко.
И защитить Вас в тяжкую годину
Он должен, сможет, как иначе быть.
Ты не пили его, воздай по чину,
И он тот чин сумеет заслужить.
Мне после этого было приятно наблюдать как возле стенгазеты стояли студентки и переписывали стихотворение.
Жили полноценной жизнью. Кроме работы к праздникам устраивали «огоньки». Гуляли часа по четыре. Понятно было лёгкое застолье. Но обязательно художественная самодеятельность, розыгрыши, викторины, конкурсы, игры. Было весело.
Шекспир — Ромео и Джульетта.
Однажды, во время одного из «огоньков» дежурный позвал меня к телефону.
На проводе был проректор по режиму А.С. Емельянов, бывший подполковник КГБ, была как раз Горбачевская компания по борьбе алкоголизмом. «Мне доложили, что у вас пьянка. По какому поводу?» «Пьянки нет, пьём чай, культурно отдыхаем». Пьянок у нас действительно не бывало, конечно немного выпивали «ля настроения», но не более. Пришел Емельянов. Пригласили за стол, налили чаю, положили бутерброды, кусочек торта. Отхлебнул чаю. Через пару минут говорит: «Валерий Дмитриевич, за кого ты меня держишь? Налей мне вон из того чайника!» Налил полный стакан — коньяка. Попробовал. «Хороший чай!» Не спеша допил, закусил бутербродиком: «Так и доложу, пьют чай. С праздником Вас!» С тем и ушел…
